Холт схватил его за руку и почувствовал, что первый порыв поколотить друга у него уже прошел.

— Ты ведешь себя как последний болван, Беар Макквайд. Эта женщина спасла наш рабочий график, а может быть, и всю нашу железную дорогу… и вместо благодарности ты обещаешь ей заплатить? — Холт взмахнул кулаком. — Если бы ты не был на полфута выше меня и на пятнадцать лет моложе, я бы дал тебе такую взбучку, что ты летел бы отсюда до самого Биллингса!

Выругавшись, Холт отпустил Беара и сердито зашагал к лагерю.

Беар остался стоять в лунном свете, размывшем все краски до черно-белых теней. Лицо его пылало огнем.

Он чувствовал себя круглым идиотом. Разговаривая с Даймонд, он думал только о своем унижении: его богатенькая жена, наследница огромного состояния, выручила его железную дорогу перед лицом всей его бригады. Но в ту минуту, когда слова слетели с его уст, он уже понял, что совершил ошибку. Он был несправедлив, язвителен и неблагодарен.

Ведь она хотела помочь… так же, как помогала миссионерам, изобретателям и погорельцам. Такой уж у нее характер. И этот путь она выбрала себе в жизни. Но Беар не желал быть объектом ее благотворительности. Если она втянет его в очередную свою инвестицию во имя «прогресса», он уйдет от нее навсегда. Он должен сам построить эту железную дорогу и доказать ей, что он не жалкий прихлебатель, как Кенвуд, Вебстер или Пирпонт, которые гонялись за ее деньгами. Она должна увидеть, что он чего-то стоит сам по себе…

«Я только хотела помочь, — печально размышляла Даймонд. — Точно так же, как помогала миссионерам, предпринимателям, изобретателям и всем тем беднякам, которые выстраивались в длинные очереди у моих ворот. Это часть моей натуры. Моя миссия в жизни. Почему он этого не понял? Он охотно принимал мои деньги, мою страсть и мои мечты. Почему же он так упорно гонит меня прочь от своей мечты, от главной цели своей жизни?»

Даймонд приподняла край юбки и утерла мокрое лицо. Оглядев роскошный салон личного вагона, она в тысячный раз спросила себя, какой была бы ее жизнь, родись она бедной — без денег, без бремени светских ожиданий и ответственности дарителя.

Может, вина кроется в ней самой? Интересно, полюбил бы ее Беар, если бы она ничего не имела? Что она предложила бы ему, не будь у нее богатства? У Даймонд перехватило дыхание. А что у нее есть сейчас?

Дверь отворилась. Она подняла голову, вынырнув из пучин отчаяния, и увидела Беара. Он смотрел на нее с растерянным видом, В тусклом свете керосиновой лампы глаза его мрачно блестели, лицо было напряжено, плечи опущены. У Даймонд защемило сердце. Он выглядел таким несчастным!

Не успела она перевести дух, как Беар шагнул вперед, не спуская с нее глаз. Было видно, что он переживает какую-то внутреннюю борьбу.

— Я должен извиниться, — сказал он тихим голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций. — Я вел себя как последняя скотина. Спасибо тебе за то, что ты сделала. За то, что достала инструменты. Просто… э… обычно я никому не разрешаю мне помогать. Не люблю чувствовать себя обязанным. А тебе я уже столько должен!

И это все? Так-то он объяснил свое грубое поведение? Ловкая отговорка! Даймонд оглядела его лицо и позу и поняла, что он не хочет быть с ней до конца искренним. Даже извиняясь, он отказывался признать свои истинные мотивы и глубину той обиды, которую они ей причинили. Он явно рассчитывал, что она утешится этими поверхностными извинениями… сказанными наедине, без зрителей, которые присутствовали при ее унижении.

— Ты говоришь чушь, Беар Макквайд, и сам это знаешь. — Ее удивил пыл собственной речи, но она быстро собралась с духом. — Люди всегда оказывают тебе услуги. Они стирают тебе рубашки, готовят тебе еду… даже строят твою чертову железную дорогу. И ты без всяких затруднений принимаешь их помощь — потому что они находятся у тебя в подчинении. Но если кто-то окажет тебе услугу, за которую ты не заплатил и которую ты не заказывал, — вот тогда ты приходишь в ярость. Ты не любишь чувствовать себя обязанным? Ну что ж, по крайней мере в этом ты честен… никому не нравится ходить в должниках. Но неужели ты в самом деле думаешь, что можешь прожить жизнь, не приняв чьей-то помощи? — Она подошла ближе. — Всем приходится когда-то полагаться на других.

— Всем? — переспросил он. — Даже тебе?

— Даже мне, — сказала она, невольно смягчив тон, и добавила, поддавшись какому-то внутреннему порыву: — особенно мне.

Беар еще больше насторожился, задумавшись над ее признанием. Даймонд мысленно застонала. Господи, и зачем только она это сказала? Он подошел ближе, и сердце ее начало бешено колотиться.

— В чем же ты нуждаешься, Даймонд Макквайд? — спросил он.

— В том, чего не купишь за деньги. — Она отступила на шаг, но потом заставила себя остановиться. — В таких вещах, как дружба, преданность, забота, радость и любовь. — Она подняла голову, пытаясь вернуть свои мысли в прежнее русло. — Никто не может приобрести эти вещи самостоятельно. Человеку нужно, чтобы ему помогали другие.

— И кто же тебе помогает все это приобрести? — Он подошел еще ближе.

— Сейчас речь не обо мне, — заявила она.

— Да?

— Мы говорим о твоей проклятой независимости, о твоем упрямстве… о твоей неблагодарности… о твоей…

— Глупости? — подсказал он.

— Да, о твоей глупости.

— О моей гордости?

— Да, и о твоей чертовой мужской гордости!

— А как насчет твоей гордости? — спросил он. Этот вопрос застал ее врасплох.

— Моей гордости?

— Тебе невыносимо думать, что я хотел от тебя только денег. Вот почему ты устроила в Балтиморе такой скандал.

— Неправда! — лицо ее запылало.

— Истинная правда! Иначе ты вышла бы ко мне и послушала, что я тебе скажу, как сделал бы на твоем месте любой разумный человек, а не стала бы прятаться в туалете и лить горючие слезы.

— Никогда в жизни не слышала таких жестоких вещей! — Она прошла мимо него, направляясь в спальное купе.

— Ну уж нет! — Он схватил ее за руку, удержав на месте. — Ты никуда не уйдешь, пока мы не добьемся хоть какого-то взаимопонимания.

— Кажется, для одного вечера мне вполне достаточно нашего «взаимопонимания», — проговорила она, сдерживая слезы: ей не хотелось расплакаться перед ним.

Беар видел, как она борется со своим волнением. Значит, тот панцирь, в который она заковала себя после их первой брачной ночи, был тоньше, чем ему казалось.

— Нет, Даймонд, ты ничего не понимаешь! — в отчаянии закричал он, крепко сжимая ее руку. — Я знал: если я попрошу у тебя ссуду до свадьбы, то ты подумаешь… именно то, что ты сейчас думаешь. — Заметив, что его слова не произвели большого впечатления, он понял, что повторяет старую ошибку, отказываясь признать правду и сказать то, что на самом деле чувствует. Если бы он раньше был с ней откровенным, то теперь ему не грозило бы ее потерять. — Мне… нужна была ты. Не твои деньги и компании. Не твое имя и положение. Я не хотел жениться на какой-то там богатой наследнице… или на прогрессивной владелице корпорации «Вингейт»… или на знаменитой балтиморской доброй душе «. Я хотел жениться на тебе.

— Тогда ты и впрямь ничего не понимаешь. Потому что я богатая наследница… прогрессивная предпринимательница… и балтиморская» добрая душа «. Вот кто я. Если ты женился не на такой женщине, то на ком же тогда ты женился?

Она задержала дыхание. Этот вопрос не давал ей покоя многие годы, вызывая тайные муки и постоянную внутреннюю борьбу. Что мог Беар — да и вообще любой человек — увидеть в ней, кроме ее огромного состояния?