рисковать своим благополучием и что-либо изменять без указаний сверху. На купаловской сцене тогда блистали замечательные артисты среднего поколения: Гарбук, Овсянников, Милованов, Тарасов, Макарова, Захаревич и другие. Они были в самом расцвете сил, им (и заслуженно) доставались все главные роли, артистам же поколения Юрия Лесного, шедшего вслед за ними, доставались в основном роли менее заметные, поэтому практически никто из них не смог добиться ведущего положения в театре. Время шло, труппа пополнялась молодыми актерами, моими сверстниками, среди которых наиболее заметными были Лена Иванникова, Геннадий Давыдько, Александр Лабуш, Александр Гаруцев, Виктор Манаев. Все молодежные роли понемногу переходили к нам, а на роли зрелых героев, которых было большинство среди наиболее престижных, Лесной и его друзья все еще претендовать не могли. В редких выпадавших им больших ролях играли они очень хорошо, это отмечали и зрители, и критики, но львиная доля таких ролей уходила по-прежнему к более маститым их старшим товарищам. Не хочу сказать, что судьба этих молодых артистов сложилась совсем уж трагически, случались у них и удачные периоды, например, Юрий Лесной великолепно выступал в «Трибунале» Макаенка, «Протоколе одного заседания» и «Мы, нижеподписавшиеся…» Гельмана, в «Буре» Шекспира, во многих сказках, но то, о чем они мечтали и чего наверняка заслуживали, получить не смогли.
Все это, естественно, сказывалось на настроении актера и на постоянно растущем чувстве неудовлетворенности. Видимо, этим же объясняется и то, что Лесной контактировал больше с молодыми актерами, нежели с теми, кто был существенно старше него.
Помогло нашему сближению и совместное многолетнее мыкание по разным инстанциям в надежде получить квартиры. Особенно мне запомнилась финальная сцена этой, как мне временами казалось, бесконечной эпопеи. Побывав практически во всех кабинетах, где могли решить наш вопрос, выслушав массу сочувственных слов и обещаний, ни одно из которых не было выполнено, мы благодаря протекции Раевского в 1985 году попали на прием к заместителю Председателя Совета Министров Н. Снежковой. Нас было трое таких горемык: Юрий Лесной, Николай Кириченко, артист нашего театра, и я. В кабинете мы с улыбкой были встречены добродушной, обаятельной и очень приветливой женщиной. Слегка седоватая, с неброским макияжем, одетая, как и подобает номенклатурному работнику, в строгий костюм, она любезно предложила нам сесть и начала беседу. Ей, разумеется, уже доложили, кто мы и откуда, поэтому разговор с подачи Снежковой пошел о театре. Она проявила довольно большие познания в этом деле, хорошо знала, как оказалось, не только о театральных новинках у нас в Беларуси, но и в Москве, и Ленинграде. Ребята по мере сил поддерживали разговор, только я сидел молча и недоумевал, уже все приличия были соблюдены и пора было переходить к делу, ради которого мы, собственно, и пришли. Нас ведь предупредили, что нам отведено на все про все двадцать минут, прошло уже больше десяти из них, а мы все «решаем» театральные проблемы, а не свои. И когда до конца отведенного нам срока оставались считанные минуты, Снежкова вдруг спросила:
? Ну, а по какому вопросу вы ко мне пришли?
Я, не дав никому открыть рта, буквально заверещал:
? Квартиры… квартиры… квартиры.
Лесной остановил меня и подробно и обстоятельно рассказал о нашем квартирном положении, о котором она, думаю, знала и так, иначе бы просто не пригласила. Выслушав Лесного, Снежкова по селектору вызвала какого-то своего работника и попросила его навести справки, в самом ли деле у нас так плохо с жильем. Пока он несколько минут куда-то, видимо, звонил, мы еще немного успели поговорить о театре. Наш разговор перебил сигнал селектора, и чей-то голос из него бесстрастно сообщил: «Положение в театре им. Я. Купалы с квартирами нормальное, никаких просьб оттуда не поступало». Откуда пришла такая информация, мы не знали, но она полностью противоречила заверениям руководства нашего театра о том, что с просьбами о выделении нам квартир оно обращалось во все самые высокие инстанции. Снежкова очень удивилась неожиданному повороту дела, мы ведь перед этим рассказали ей совсем о другом, но не приняла никакого решения, а сказала:
? Хорошо, мы посмотрим.
Как я потом узнал, у чиновников такого высокого ранга вообще не принято было обещать что-то конкретное.
Ребята встали и направились к выходу. Я начал пытаться выяснять, что же будет с нашими квартирами, но Лесной не дал мне этого сделать, буквально силой вытолкав за дверь. Сделать это было нелегко, потому что я упирался изо всех сил, цеплялся за мебель и норовил вернуться, чтобы добиться от Снежковой хоть какого-нибудь обещания. Кириченко помог Лесному — и мы все оказались в приемной, а потом и на улице.
? Чего ты рыпаешься? — успокаивал меня Лесной по дороге домой. — Дело закрутилось, значит, все будет в порядке.
Он был намного опытнее и практичнее меня и лучше знал, как делаются дела на министерской «кухне’.
Меня-то он подбадривал, но чувствовалось, что сам тоже очень опасается за благоприятный итог нашего похода; особенно нас озадачило сообщение по селектору. К счастью, напряженный период ожидания длился не более недели, и вскоре в театр пришло сообщение, что нам выделены три квартиры. Все они были в одном доме на улице Заславской, только на разных этажах и в разных подъездах. Мы бросили жребий, который определил, что мы с Лесным будем жить на одиннадцатом этаже, а Кириченко — на четвертом.
Став соседями, мы с Юрием в течение нескольких лет вместе ходили на работу и с нее. Во время этих переходов мы, естественно, не молчали, беседовали, узнавали все больше и больше друг о друге, притирались характерами и в результате пришли к выводу, что с удовольствием всегда бы работали рядом. Это не означает, разумеется, что в наших взаимоотношениях полная идиллия, мы во многом не схожи, а характеры у нас вообще совершенно разные. Юрий более принципиален и жесток, он труднее идет на компромиссы и уступки. Вспоминаю, как однажды на гастролях в Лиде мы с ним отстали от театра и вынуждены были возвращаться в Минск сами. В поисках попутной машины я пошел к организаторам праздника, на котором мы перед этим выступали, и рассказал о наших проблемах.
? Не волнуйтесь, — обнадежили меня, — через пару часов едут в Минск самые «крутые» наши рэкетиры, которые держат в руках весь город. Машина у них — что надо, они мигом домчат вас до столицы.
Обрадованный, я пришел в гостиницу и рассказал Лесному, как нам повезло. Но он, на удивление, мою радость не разделил, а сказал, что поедет на автобусе.
? Почему? — спросил я.
? Ни с какими бандитами и рэкетирами я не только не поеду вместе, а вообще не хочу знаться, — резко ответил Лесной, после чего всякие уговоры уже были бессмысленными, и мы добирались домой на рейсовом автобусе.
