разыскивают в соседнем селе швейную машину, оставшуюся еще от времен земства, получают ее через ВИК (волостной исполком. Ред.) и устраивают швейный кружок. ККОВ (крестьянский комитет взаимопомощи. — Ред.) устроил лесопилку. Пустил в ход какую-то старую машину, которую надо раскачивать при помощи бревна и которая грозит каждую минуту задавить рабочих. Однако этой допотопной машиной заработали две тысячи рублей и на эти деньги покупают новую раму. ВИК красит и чинит что можно, из почты соорудили больницу, уполномоченные ходят по полям и рулеткой меряют землю: соседнее село переходит на новое землеустройство. Думают о том, что надо непременно провести подъездной путь к Волге, чтобы сплавлять пиленый лес, во что бы то ни стало восстановить лесопильный завод и т. д. и т. п. Деревня с очень высокими потребностями: почти каждый двор выписывает газету, все — члены ЕПО (единое потребительское общество. — Ред.), все — члены сельскохозяйственной кооперации, «секции», как ее зовут крестьяне, в 17 селениях — ячейки ВЛКСМ, везде пионеры. Но прямо поражает, до чего слабо обслуживаются культурные нужды деревни. Школа стоит с разбитыми стеклами: приезжала кинопередвижка, сеанс был в школе, ну и перебили окна; в избах-читальнях лишь обветшалые, вывезенные из старых барских имений книжки. И на волостном собрании учителей крестьяне говорили о том, что молодежи податься некуда, что ей надо учиться мастерству, а учиться негде. Местные работники говорили о том, что нет зданий, негде собраться. Организаций в деревне сейчас не мало. Негде учиться, В лучшем случае ячейка комсомола устроится в лучшей избе, а другой молодежи негде собраться, болтаются на улице, по задворкам. В результате в одном из ближайших сел, собравшись в овине — сами не знают, как это вышло, — парни, и не плохие парии, работящие, изнасиловали девушку и угодили на много лет в тюрьму. Нет зданий, молодежи негде собираться, негде учиться. После Октябрьской революции везде стали устраиваться драмкружки, каждое помещение занималось под спектакли. Тов. Луначарский как-то заметил, что у нас тогда в одной губернии театров было больше, чем во всей Франции. И как увлекалась спектаклями молодежь! Сколько сил, энергии вкладывалось в эти спектакли, как развертывались на них силы молодежи! «Тов. Крупская, войди в наше положение, гриму нету, а мы пьесу написали». Спектакли ставились в школе. Это означало, что жизнь учителя превращалась в каторгу, а малышам негде было учиться. Теперь молодежь высадили из школы, школа переполнена детворой. В школе учатся весь день напролет. А молодежь? Ей негде приткнуться. Сникла в деревне организующая роль искусства. Негде показать кинопередвижку, нет помещения, негде слушать радио. Вопрос о стройке Народных домов в деревне превратился в острый, больной вопрос — вопрос, без разрешения которого деревенская молодежь неизбежно скатывается к хулиганству.

И другое. Деревенской молодежи в деревне негде учиться. И вот в Тверской губернии ребята, кончающие четырехлетку, всеми правдами и неправдами перебираются в Тверь, в семилетку. Девочкам легче, они за квартирой приглядывают, за ребенком, бегают в лавочку, картошку и хлеб дают родные. Тяга в город из-за невозможности получить знания в деревне растет. В Москве я наблюдала продолжение тверской тяги учиться. В этом году деревня хлынула на рабфаки. Принять можно только десятую часть. И косится лицо, и рыдают неудержимо взрослые люди, для которых с поступлением на рабфак было связано все. Едут на скопленные гроши, сидят голодом, ночуют на бульварах, вернуться не на что. Старая деревня так остро не чувствовала своей темноты и неумения, как чувствует их деревня новая. По-старому жить нельзя, непереносно, а наладить жизнь по-новому нет умения. «Организовали мы, крестьянская молодежь, артель «Путь к коммунизму», — рассказывал мне недавно один парень, приехавший учиться на рабфак и с отчаянием прочитавший объявление, что все места уже заняты и больше никого на рабфаки не принимают, — взялись за работу и видим: ничего-то мы не знаем, с какого конца дело укреплять — не знаем; ну и командировал меня «Путь к коммунизму» на рабфак. Ничего не умеем — вот какое дело».

В деревне старухи говорят: «Куда податься молодежи? Нас в учение к мастерам отдавали, драли нас за уши, да мастерами становились, а теперь как?» Так говорят старухи. А крестьяне поразвитее говорят: «Деревня наша мало что умеет, а жизнь, хозяйство требуют умения гораздо большего, чем какое требовалось раньше. Надо уметь и кормушки делать, и сельскохозяйственную машину починить, инструменты наточить и пр.»

И вот, когда слышишь все эти разговоры, вспоминаешь, что писал Владимир Ильич в момент перехода к нэпу о «лозунге местного оборота», о мелкой промышленности. «Наша основная задача — восстановление крупной промышленности. А для того, чтобы нам сколько-нибудь серьезно и систематически перейти к восстановлению этой крупной промышленности, нам нужно восстановление мелкой промышленности»[26]. Когда смотришь на быт деревни, понимаешь, какой сложный процесс развитие мелкого оборота, поднятие местных промыслов. Одно из звеньев этого процесса — профессиональное обучение молодежи. Но мы еще очень мало делаем для развития этого профессионального обучения, для приближения его к деревне.

Деревенская молодежь хулиганит. Плохо. Безобразно. Но для того, чтобы этого не было, надо строить Народные дома, где молодежь могла бы удовлетворять свою потребность в учении, где бы она могла петь, смотреть кино, слушать радио, ставить пьесы, где бы на нее могло организационно действовать искусство. Пока Главполитпросвет не получил ничего на строительство Народных домов. А нужда неотложная.

Развитие в деревне сети школ взрослых для грамотной молодежи отнесено на местные средства и продвигается очень медленно.

Относительно развития профессионального образования в деревне пока дело идет медленно, хотя комсомол очень напирает в этом отношении, хотя напирают в этом отношении и взрослые крестьяне и крестьянки. Места не справляются сами, без помощи центра, с этими вопросами. И что же смотрят сами крестьяне? Отчего сами не возьмутся, не устроят субботники? Мне недавно объясняли пензенские, тамбовские и самарские учителя, отчего это происходит. Если школа, изба-читальня стоят ниже известного уровня, если у школы разбиты окна, если нет света в избе-читальне, — никто не помогает. Как только появляются в школе книжки, как только начинается некоторый порядок, некоторое благоустройство в избе- читальне, население охотно и очень активно начинает помогать. Но требуют внимательного отношения к этой своей помощи, не терпят административного вмешательства в свою деятельность.

Нужен известный уровень благоустройства, оборудования культурного учреждения, тогда берутся за помощь, и берутся горячо. Беда б том, что в целом ряде мест бедность оборудования, развалившиеся здания убивают в населении всякую энергию. Создается острое противоречие между запросами населения и удовлетворением этих запросов. И никто так остро не ощущает этого противоречия, как молодежь.

Деревенская молодежь тянется в город. Это обычно самая активная часть молодежи. В городе ей нет места.

Забота о ней весьма слаба. Мы ее никуда не всасываем, никак на нее не воздействуем. И у нее складывается озлобленное настроение. Вынужденное бездействие порождает хулиганство. Настроение этой молодежи не проходит бесследно и для молодежи городской. Если верхушки городской рабочей молодежи обслуживаются — худо ли, хорошо ли — клубами, то кустарная молодёжь, молодежь из слоев, примыкающих к рабочему классу, далеко не обслужена, а главное, не знает она, к чему, к какому делу приложить свою активность.

Мне кажется, развивающееся среди молодежи хулиганство ставит во весь рост вопрос об обслуживании широких слоев молодежи, о культурном обслуживании ее. Этот вопрос стоит перед комсомолом, это его первейшая задача, этот вопрос стоит перед Главполитпросветом. Но не только перед ними. В своей работе им нужна поддержка всех партийных, советских и общественных организаций. В одиночку тут ничего не сделаешь.

Внимание к деревенской молодежи, внимание к молодежи, приехавшей из деревни, внимание к молодежи слоев, примыкающих к рабочему классу, — это у нас пока что фронт еще не защищенный.

1926 г.