отец вытащил из рюкзака шоколадку и термос. Он грузно осел на траву, а мы с Фредом приступили к разминке. Я бежал. Фред дышал мне в спину. Но бежать он не бежал. Кстати, только сейчас до меня дошло, что я никогда не видел Фреда бегущим, он не посчитал для себя возможным спастись бегством даже от разнузданной шпаны тогда в Вике, хотя шанс был, но бегство выдало бы его страх, на бег люди переходят от тоски, паники, суетливости, нетерпения или унижения, так что Фред боялся, что бег уличит его, к тому же двигаться таким манером было ниже его достоинства, наверно. Однажды он даже сказал мне: — Бегают, Барнум, только рабы. — Я бежал. Фред шёл. Мне кажется, он хохотнул низко и ворчливо, обходя меня по соседней дорожке, по теньку, широкими, беззвучными шагами. Я поднажал и всё-таки не отстал, а затем отец велел продолжать разминку кувырками, по двенадцать кувырков вперёд и назад. Мы легли на траву и стали кувыркаться. Отец отсчитывал каждый кувырок и смеялся. — Даже клоуны и те разминаются! — кричал он. — И дрессировщики, и даже Шоколадные Девочки! — Отец примолк, ушёл в свои мысли, закурил. Я лежал на траве рядом с Фредом и отдувался. — Ты помнишь, что я тебе обещал? — прошептал он. — Что? — Фред не ответил. Разминку мы завершили махами рук, по 24 раза. Отец поднялся на ноги и отшвырнул сигарету. — Молодцы! Парни, вы похожи на настоящие ветряки! — Наконец мы разогрелись насколько надо. Отец жестом поманил нас поближе. В левой, здоровой, руке он держал диск — Внимательно смотрите? — Мы кивнули. Отец говорил вполголоса, словно он посвящает нас в тайну, а трибуны кишмя кишат прохиндеями, за этой тайной охотящимися. Хотя на стадионе чужих не было, только отец, Фред да я. — Диск прижимается круглой стороной к внутренней стороне кисти и ладони. Вот таким образом. Ты понял, Барнум? — Да, пап. — Отлично. Потому что диск — не игрушка. — На этом месте отец вдруг сдёрнул перчатку с правой руки. Она заканчивалась заскорузлым валиком мяса, и кроме полупенька приклёпанного на место большого пальца, без ногтя, ничто не указывало на то, что прежде здесь торчали пальцы. Смотреть на такое я не желал. Отец вложил диск в увечную руку и тут же выронил его. Фред поднял и подал ему. Отец ещё понизил голос. — На примере своего увечья я показал вам, насколько важно держать диск правильно. Барнум, соизволь открыть глаза. Пока дело не кончилось ещё одним несчастным случаем. — Я разжмурил глаза. Фред улыбался. Отец стоял в кругу. Он надел перчатку на правую руку, а диск опять держал в левой. — Я буду как будто зеркало, перед которым тренируетесь вы, — сказал он. Прокрутился два круга и резко остановился. И что меня поразило: этот жирный, грузный человек двигался грациозно, почти как балерун. Я видел, что Фред тоже впечатлен. Зато отец явно был сбит с толку. — В чём дело, парни? — спросил он. Мы промолчали. Что нам было ему сказать: что он похож на балеруна, когда вот так топчется в кругу в канареечном своём костюме? Наверно, мы могли ему это сказать, но не сказали, а молча стояли и следили за ним, очарованные. Фред сузил рот, и в глазах у него снова мерцала мрачность. Что ж он мне обещал-то? Внезапно у отца вышло всё терпение. Он заговорил в полный голос: — Растопыренными пальцами вы захватываете внешнюю часть крута. А большой палец используете как упор. Вот так. Рука свободно опущена вниз. И следите за тем, чтобы захват диска был правильным и устойчивым. — Отец проделал ещё один, стремительный пируэт и выбросил вперёд руку, но диск не метнул. — Дальше: очень важно правильно запустить диск. Он должен разрезать воздух и вращаться вокруг собственной оси. Но ни в коем случае не болтаться! Слышите? Не болтаться! — Мы зарубили себе на носу. Диск не должен болтаться. Отец снова понизил голос: — Как мы этого добиваемся? На последнем движении вы подстёгиваете диск резко поворачивая предплечье влево, но продолжаете плавно направлять его вперёд указательным пальцем. — Он продемонстрировал нам, как это делается, но диск опять не метнул. — Но основное, — шепнул он, — всё-таки это: рукой не дёргаем, на ногах стоим устойчиво. Если у тебя неверный ритм, то, какой ты силач ни будь, всё без толку. Могу я просить обратить внимание на мои ноги? — Мы опустили глаза. — Этот круг, этот простой и непритязательный клочок земли для дискобола — арена. Здесь творит он своё представление, к восторгу публики. Смотрите в оба! — Он сделал несколько порывистых движений, согнулся, раскрутился — и диск вырвался из его руки и приземлился далеко на поле. — Поняли? Сила рук, ног и тела должна сложиться в единое раскручивающееся движение вперёд и вверх, так, чтобы бросок оказался максимально сильным. Так, Фред, неси диск. — И Фред послушался. Подчинился. Он сходил за диском и принёс его. — А замерять будем? — спросил я. — Сперва потренируемся. Мерить будем позже. — Фред вручил диск отцу. Тот передал его мне. — Как твоя ведущая рука сегодня, а, Барнум? — Слабовата. — Отец пощупал её и улыбнулся. — Пустые отговорки. Начинай, Барнум.

Над «Бишлетом» плыли облака и тащили за собой длинные тени. Но солнце тут же выныривало опять. На стадионе жара чувствовалась сильнее, чем в других местах, его огромная лохань была до краёв полна пересушенным светом. Воздух стоял не колеблясь. Духота висела над прыжковой ямой. Мне показалось, я заметил какое-то шевеление поодаль, у раздевалок, впрочем, это могла быть птица.

Я встал в круг. Попробовал сделать всё, как отец. Расставил ноги. Отвёл назад руку с диском елико возможно. Упёр ногу в границу круга. Отец не спускал с меня глаз. Фред отступил подальше. Я раскрутился и выпустил диск. Бросок не получился. Диск потыркался в воздухе и хлопнулся перед отцом. — Не подстегнул, — вынес вердикт отец. — Барнум, ты забыл подхлестнуть диск, вот он и трепыхается, как птица с одним крылом. Фред, твоя очередь! — Фред занял место в кругу, положил диск в правую руку, пригнулся, мягко и пружинисто, и я не успел уследить, как он уже запустил диск и обернулся к отцу, пока диск ещё летел. — Фред, глаза на снаряд! По его полёту ты увидишь, в чём твоя ошибка. — Фред усмехнулся: — Ошибка? У меня? — Отец обомлел. — Фред, ты пока не чемпион мира. Например, ты переусердствовал с разбегом. Но в целом нормально.

Я сбегал за диском. Отец вынул рулетку и блокнот для записи результатов. — Начнём, — сказал он. — Но учтите: засчитываются результаты только тех бросков, когда диск упал в отмеченный сектор для метания. Понятно? — Я кивнул, хоть не знаю, так ли уж до конца уяснил себе смысл. Но было жарко. Пот лил с нас градом. Пришлось даже вытереть руки о сухую траву. Отец дышал, как паровоз, и снова обратился к Фреду: — Провожай диск глазами. Бросок не завершён, пока диск не упал. — Фред опять согласно кивнул. Отец вертел в руках блестящую крону. — Орёл, — сказал я. Фред заулыбался. — Решка, — сказал он. Отец подкинул монетку, поймал, зажал её в кулаке, медленно раскрыл пальцы и сказал: — Первый ты, Барнум. И помни, что в этом виде спорта рост не играет никакой роли. В метании диска все равны. — Он посмотрел на меня. — Ладно, — прошептал я. Отец улыбнулся и по очереди похлопал нас по спине. — Ну, удачи вам. И пусть победит сильнейший!

С этими словами отец взял рулетку, блокнот и ручку и побрёл в сектор для метания. Встал там и приготовился ждать. Заслонился рукой от солнца. Даже до меня долетало его свистящее дыхание, он сипел, как локомотив. Фред молча стоял у меня за спиной. Рука у меня была бледная, худая и гладкая. Я метнул. Я вложил в бросок всю силу. Диск пролетел чуть повыше травы и рухнул на землю. Отец подбежал к нему, вбил колышек и замерил расстояние до круга. Потом что-то неспешно записал в блокнот. — Одиннадцать с половиной! — крикнул он. — Есть над чем поработать! Фред, твоя очередь!

И вот Фред стоит в кругу. Отец снова уходит на поле. Он занимает место левее нас, почти у самой беговой дорожки. Солнце светит ему прямо в глаза. А нам в спину. — Барнум, ты готов? — шепчет Фред. Что он имеет в виду, мне по-прежнему невдомёк, но он и не ждёт ответа. Фред оборачивается к отцу. Тот даёт отмашку. Фред выгибает спину, по-кошачьи мягко и проворно, рука вытягивается в сторону, как провод, палец подкручивает диск, он ввинчивается в свет и усвистывает в направлении отца, который стоит против солнца в жёлтом костюме и с рулеткой в руках. Тишина нарастает. Фред провожает диск глазами. Бросок ещё не завершён. Наоборот, он только сделан и теперь раскручивается сам по себе, по своей воле, свободной, неуправляемой, но предрешённой, и траектория его уже проложена в воздухе, её определил палец Фреда, подстегнувший диск, или мастер, изготовивший этот снаряд, а может, изобретатель, первым придумавший делать диск такого веса и формы. Я провожаю диск взглядом. Он всё ещё идёт вверх. Набирает максимальную высоту и на пару секунд задерживается в потоке света передохнуть. А потом падает. Это происходит в один миг. Я вижу всё уже совершившимся. Отец заслоняется рукой от солнца. Наверно, он думает в эту обрывающуюся секунду, что солнце перестало быть зелёным, оно чёрное теперь. И диск ударяет его. Он бьёт его точно в голову, высоко в лоб, отец роняет рулетку, валится на траву и остаётся так лежать. Голуби взмывают с крыши раздевалок. Фред поворачивается ко мне. Рот перекошен. Я хочу побежать мимо него, к отцу. Фред удерживает меня. — Стой здесь, — выдыхает он. Теперь я торчу в кругу. А Фред идёт к отцу. Мне видно, как он опускается на колени и приподнимает отцову голову. Прижимается ухом к губам. Отец говорит? Разговаривает с Фредом? Я не могу больше. Я вырываюсь из круга. Бегу к ним. Останавливаюсь за спиной у Фреда, за его сгорбленной спиной. — Что он говорит? — шепчу я. Фред опускает отцову голову. — Говорит? — повторяет он. — Думаешь, он говорит? — Фред