— Мы сегодня съезжаем?

— Я отвезу тебя в Лос-Анджелес. Не хочу, чтобы ты находилась в одном городе с Вивиан Райан дольше, чем это необходимо. У нас еще есть немного времени. Если верить Дамарис, Райан не знает, что мы здесь. Еще она сказала, что Сирена вернется в свой номер очень поздно, если вообще вернется.

— Из-за приема, о котором мы читали в газетах?

— Точно. Его организовывает ее нынешний любовник, Ньюлин Гатри.

— Как «Гатри-Холл», новый оперный театр?

— Да. Гатри нажил состояние на программном обеспечении и высокотехнологичных устройствах. Ему принадлежит половина города.

Похоже, ночь будет долгой. Теперь, когда Грейс уже не беспокоилась о безопасности Лютера, она ощутила воздействие долгого перелета с Гавайев и всплеска адреналина после опознания ауры Сирены.

Включив кофеварку, которая стояла на гранитной столешнице, Грейс направилась в ванную, чтобы принять бодрящий душ. Она не могла дождаться обратного рейса до Лос-Анджелеса.

Чуть позже, выключив воду, Грейс почувствовала, как горло сжалось от напряжения. Без всякой причины все ее чувства внезапно обострились. Так обычно с ней говорила интуиция.

Схватив заботливо предоставленный отелем белый халат, Грейс открыла дверь в ванную.

В спальне стоял человек в смокинге. В одной руке у него была странная коробка.

— Примите мои извинения, мисс Ренквист, — сказал он. — Но у меня действительно не было выбора.

— Кто вы? — спросила она.

— Ньюлин Гатри. — Он посмотрел на странное устройство. — Это мое последнее изобретение. Оно будет иметь огромный успех на рынке товаров для самозащиты. Что-то вроде «тазера»[69], однако вначале вы ничего не почувствуете. Он на несколько часов отключит вас, но без длительных побочных эффектов.

Грейс не могла в это поверить. Он действительно искреннее извинялся. Ей было некуда бежать, поэтому она бросилась к нему, вытянув руки и открыв рот, чтобы позвать на помощь.

Не успела она пересечь и половину комнаты, как в нее ударили два луча электрошокера. Боль, пронзившая нервы и чувства, казалась бесконечной.

А дальше Грейс погрузилась в темноту.

Звуки кристально чистой энергии извлекли ее из глубин неестественной темноты. В музыке пульсировали и искрились безумие и смерть. Сила пения притупляла и сковывала спутанные чувства Грейс.

Она смутно осознала, что лежит на ковре. Под ковром ощущался твердый бетонный пол. Грейс завладела паника, подталкивающая ее под власть ошеломительной энергии музыки.

Открыв глаза, она села, опираясь рукой на ковер, и обнаружила, что по-прежнему одета в гостиничный халат. Первое, что она увидела, был яркий луч энергии, пронзающий ночь. Прошло несколько секунд, и горячий луч света переплелся с невероятно высокими нотами музыки. Ее чувства не могли отделить их друг от друга.

Перед ней появился Мартин Крокер со своей многообещающей улыбкой.

— Ты мертв, — прошептала она.

— Серьезно? — спросил он.

— Да.

Она хотела произнести это с вызовом, но получился лишь удушающий хрип, затонувший в потоке безумной парапсихической энергии, которая циркулировала вокруг нее.

— От тебя была большая польза, — сказал Мартин. — Но все хорошее когда-то кончается. К сожалению, ты мне больше не нужна. Ты стала обузой.

Это был не сон. Она на самом деле сходила с ума. Музыка сводила ее с ума.

Грейс зажала руками уши. Защитная реакция оказалась неудачной. Пение стало тише, но было все еще чересчур сильным, наполняя атмосферу вокруг нее.

— Ты мертв, — уже громче повторила Грейс. В ответ ее чувства запульсировали, излучая острые искры энергии.

К ее удивлению, образ Мартина Крокера замерцал. Грейс почувствовала облегчение. Дрожа, она открыла уши и сжала пальцами находящийся рядом объект. Это оказался подлокотник театрального кресла.

Обжигающая музыка продолжала набирать высоту и искриться, завлекая все глубже в ад, который казался огромным чистейшим кристаллом.

Грейс повернулась, чтобы проследить за лучом света, и увидела сцену. В центре луча стояла женщина в белом платье, словно забрызганном кровью. Светлые волосы спадали на плечи. В одной руке у нее был нож, и в зал потоками лилась психическая энергия песни сирены.

Вивиан Райан, Сирена.

В этот ужасный миг Грейс отчетливо вспомнила видеоклип, который смотрела онлайн, когда изучала колоратурные сопрано. Вивиан пела знаменитую сцену безумия из «Лючия ди Ламмермур». Кровь на девственно-белом платье выглядела слишком реалистичной.

Кроме всего прочего, в тени на сцене находилось тело. Как показалось Грейс, это был мужчина. Его лицо было повернуто в другую сторону.

Она вцепилась в подлокотник, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок. В следующей сцене этой оперы Лючия убивает своего нежеланного жениха. Что, если она опоздала? Что, если Лютер уже мертв?

Нет. Она бы почувствовала его смерть. Несмотря на неослабевающую мощь музыки, Грейс была в этом уверена. И эта уверенность придала ей сил. Чувства запульсировали еще сильнее. Это не Лютер сейчас безжизненно лежал на сцене.

Вивиан выплеснула новый каскад высоких, совершенно чистых, устрашающе разрушительных нот. Музыку сопровождали опасно неустойчивые искры в ее ауре. Как и Лючия, Вивиан, исполняя песню, погружалась все глубже и глубже в безумие и пыталась взять с собой аудиторию. Все это было в ее музыке и ауре. Грейс видела, слышала и боялась этого, но не была уверена, что смогла бы сопротивляться.

Сирена излучала ужасную силу безумия.

Грейс встала на колени, но прежде, чем смогла подняться на ноги, появился монстр, который пытался изнасиловать ее в приемной семье. Он шел к ней, ухмыляясь. Грейс вздрогнула. «Пожалуйста, только не это». Ей нельзя отвлекаться на еще одного призрака. Нужно сосредоточиться на том, чтобы выжить.

— Не волнуйся, тебе понравится то, что я хочу с тобой сделать, — пообещал монстр.

— Ты мертв, — сказала Грейс. Она заставила исчезнуть Мартина, значит, и монстра тоже заставит. Ей удалось вызвать сильный импульс воли и превратить его во вспышку психической энергии. — Ты мертв, черт возьми.

Монстр исчез так же, как и Мартин.

«Будь внимательнее. Здесь есть что-то важное, что поможет тебе дать отпор».

Грейс встала на ноги, но гипнотическое воздействие музыки продолжало держать ее. Не прячась, она направилась по проходу к сцене, изо всех сил пытаясь сопротивляться, но удалось лишь замедлить шаг. Она не могла остановить неизбежное. Она чувствовала себя обреченной, как моряки в мифах, шедшие в руки смерти.