дожидаясь ответа, женщина засунула ключ в замок и открыла дверь. Она оглядела комнату. Ее тело было напряжено, а аура отражала растущее беспокойство.

— Кто вы? — спросила она. — Это мой этаж, и я не просила сегодня дополнительную помощь. Вы, должно быть, новенькая.

В комнате возобновилось пение, сильное и такое мрачно захватывающее, что Грейс почувствовала угрозу быть раздавленной под тяжестью нависшего бремени. Сила и жестокость, переданные чистым колоратурным сопрано совершенно гипнотизирующего голоса, вылились в коридор.

Исполненная ужаса аура второй горничной пульсировала. Женщина сделала шаг назад и слегка повернулась, словно собралась бежать. Но вместо этого застыла, как статуя. Затем, будто ее влекла нечистая сила, направилась к затененному дверному проему шестьсот четвертого номера.

Энергия песни трепетала в паранормальном спектре. Грейс почувствовала, как ее неумолимо притягивает, хотя интуитивно ощущала, что притяжение было нацелено на горничную, а не на нее.

Горничная была очарована музыкой. Она сделала еще один шаг к роковому дверному проему. Еще чуть-чуть, и она исчезнет в номере 604.

— Стойте! — громко крикнула Грейс, надеясь разрушить чары музыки силой приказа. — Остановитесь. Не входите туда.

Горничная проигнорировала ее предупреждающий крик. Ее аура уже не пульсировала в нормальном режиме. Грейс с ужасом наблюдала, как та становилась нестабильной и непредсказуемой. Однако в ауре все же продолжала пульсировать паника. Женщина знала, что близка к смерти, но не могла остановиться.

Грейс рванула вперед, максимально усилив собственную ауру. В коридоре музыка звучала приглушенно, но контролируемая ею сила, казалось, заполнила все свободное пространство.

Не так давно Грейс была вынуждена сделать то, что собиралась повторить сейчас. Но она не забыла неизбежную реакцию своих чувств. Ей будет больно.

Приготовившись к удару от физического контакта, она схватила горничную за плечо, одновременно отталкивая волны вселяющей страх музыки и пытаясь оградить загипнотизированную женщину своей аурой.

Грейс пронзила боль. Тонкая ткань униформы горничной не предоставляла почти никакой защиты. Грейс изо всех сил стиснула челюсти, стараясь не выпустить плечо женщины.

По инерции они обе сделали еще пару шагов по направлению к двери, затем споткнулись и упали на ковер. Грейс быстро откатилась в сторону, изо всех сил пытаясь избавиться от неподвижного тела женщины.

Потом встала на колени и посмотрела на дверь номера 604.

Занавески внутри были плотно задвинуты, запечатывая комнату в полумрак. Певица стояла около кровати, ее рот был все еще открыт на последних нотах ужасающей песни. Сочетание огромных темных очков, тяжелого парика и тусклого света лишало возможности четко рассмотреть ее лицо. Но Грейс все еще была начеку. Она без труда наблюдала за аурой женщины, в которой росла ярость.

Огненный каскад новой песни обрушился на Грейс. Каждая нота била по ней с силой ударной волны, как от невидимого взрыва. Ее чувства дрожали под этим натиском. Была тяжело дышать. В груди бешено колотилось сердце. Коридор завертелся перед глазами.

Инстинктивно Грейс собрала всю свою энергию и направила ее против музыки. Коридор перестал кружиться. В голове прояснилось.

Ярость в ауре певицы стала еще сильнее, но сила ее музыки уменьшилась. Звучащие кристально чистые ноты внезапно раскололись.

— Кто ты? — завизжала она. — Как ты посмела прервать мое выступление?

Грейс удалось встать на ноги прямо над лежащей на полу горничной.

— Вы собирались ее убить.

— Глупая женщина заслуживала смерти. Она мне мешала.

— Я тоже вам мешаю, — возразила Грейс. — Вы и меня собираетесь убить?

— Да.

Единственное слово должно было прозвучать как крик, но оно пронеслось через тени в облаке темной тонко контролируемой энергии, предназначенной заманить Грейс в комнату. Нота была такой силы, что причиняла боль. Грейс снова почувствовала, как бешено бьется сердце.

Она изо всех сил сопротивлялась принуждению, боролась с ним и чувствовала, что у нее получается. Певица взяла высокую ноту, очевидно, стремясь компенсировать сопротивление Грейс. Рано или поздно звуки привлекут чье-то внимание. Должен же хоть кто-то быть в соседних номерах.

Разумеется, да, ведь не все гости ушли на пляж, в SPA или на поле для гольфа.

Однако ни одна из дверей в длинном коридоре не открылась; казалось, никого не интересует музыка. Грейс пришли в голову страшные мысли. Возможно, те, кто услышал музыку, решили, что она раздается из коридоров отеля.

Совершенство музыки буквально заставило Грейс затаить дыхание. Она с ужасом поняла, что больше не дышит. Грудь и голова горели в агонии, как будто она тонула в невидимом море.

«Дыши, — сказала она себе. — Ты умрешь, если не будешь дышать».

Будто из ниоткуда Грейс удалось вызвать дополнительную искру энергии. Смертельная песня снова ослабла.

Все еще испытывая головокружение, Грейс удалось использовать паузу, чтобы сделать один вдох, а затем другой. Она была не в силах позвать на помощь. Все, что она могла, — это дышать. Кислород, быстро поступавший в кровь, питал ее волю к жизни. Она не для того пережила смерть матери, приемные семьи, улицы и Мартина Крокера, чтобы умереть от руки оперной киллерши.

Грейс заставила себя сконцентрироваться. В пульсации энергии, пылающей и искрящейся в ауре певицы, однозначно имелись признаки нестабильности. Женщина была не просто сердита, а на грани необузданного гнева. Сопротивление Грейс приводило ее в бешенство.

«Ударь по ней чуть сильнее, — подумала Грейс. — Иначе умрешь здесь, в этом коридоре».

Усиление сопротивления привело к немедленному эффекту. Аура певицы потемнела и вспыхнула нестабильным гневом. Женщина потеряла контроль над своими эмоциями. «Это обязательно должно сказаться на ее вокале», — решила Грейс. Она где-то читала, что для профессиональных оперных певцов губительно испытывать слишком много эмоций, когда они поют. Логика очевидна. Очень трудно, если не невозможно, сохранять полный контроль над голосом, когда твою грудь и горло сжимают гнев, слезы или страх.

Грейс понимала, что столкнулась с похожей проблемой. Если бы она не сдерживала собственную панику, то потеряла бы контроль над самой собой. Ей нужно было подумать о чем-то другом, кроме неизбежной смерти.

Лютер.

Имя обретает силу, если у его обладателя с тобой сильная связь. Сила, которую она почерпнула от имени Лютера, показала ей, насколько важен он был для нее.

Певица завопила. Другого названия этому звуку не было, но это не был обычный испуганный крик. Это была сильная пульсация дикой ярости. Невероятно высокая нота была абсолютно неправильной.

Грейс обнаружила, что снова может двигаться. Инстинктивно она заткнула уши пальцами. Музыка и боль немного отступили.

А затем в коридоре раздался другой звук: звонок лифта.

Видимо, певица тоже его услышала и поняла, что с минуты на минуту здесь появятся другие люди. Хаос заполнил ее ауру. Находясь на краю безумной ярости, она устремилась к Грейс, вытянув кривые, как когти, пальцы.

Грейс бросилась от нее и спряталась за тележкой. Она искала что-то, что могла бы использовать в качестве оружия. Пальцы нащупали щетку для смахивания пыли.

Певица попыталась обойти тележку, но споткнулась о лежащую на полу горничную и упала, растянувшись на ковре. Грейс толкнула тележку на нее, но та откатилась недостаточно далеко.

Певица встала на ноги. Рот ее открылся, горло напряглось. Но единственный звук, который она издала, был удушливый вздох.

Женщина посмотрела на лифт в вестибюле. Двери начали открываться. Логика или, вероятно,