кассеты глаз, она выпила стакан воды, сполоснула его и поставила на сушилку. Когда все продукты оказались на своих местах, она взяла кассету, принесла ее в гостиную и вставила в видеомагнитофон. Она вспомнила, что Марзик предложила ей посмотреть кассету вместе. Неожиданно Старки пожалела, что отказалась. Впрочем, она прекрасно понимала, что просто ищет причину отложить просмотр.

Она нажала на кнопку воспроизведения.

По экрану побежали цветные полосы.

Старки, скрестив ноги, уселась на полу перед экраном. Она все еще была в костюме, даже пиджак и туфли забыла снять. Старки не помнила, когда появился КРОК; она не знала, с какого момента они начали вести запись — с самых первых минут или им удалось снять только конец. Она вспомнила оператора, который снимал с фургона. И больше ничего. Камера, стоявшая на фургоне, могла фиксировать все происходящее.

Пошла запись.

Старки подтягивает ремни на бронированном костюме Рафинада. Сама она уже в костюме, осталось пристегнуть шлем. Бак Даггет и другой сержант, Вин Брайант, который сейчас на пенсии, подошли к ним, чтобы помочь. С того самого дня Старки ни разу не надевала костюм, но теперь ощущала его тяжесть и плотность и то, какая в нем жуткая жара. Как только ты надевал костюм, он сразу же возвращал тепло твоего тела. Высокая и атлетичная Старки весила сто тридцать пять фунтов; сам костюм — девяносто пять. Это была серьезная дополнительная нагрузка. У Старки сразу же возник вопрос: «Почему я выгляжу такой мрачной?» На ее лице застыло серьезное, почти угрюмое выражение. Ну а Рафинад, естественно, улыбался улыбкой кинозвезды.

Однажды, вскоре после того, как они стали спать вместе, она призналась ему, что не боится, когда работает с бомбой. Это звучало глупо и претенциозно, и ей пришлось собраться с духом, чтобы рассказать ему об этом. Но она говорила правду. Рафинад в свою очередь признался, что, когда они получают вызов, испытывает такой страх, что ему приходится принимать имодиум, чтобы не испачкать костюм. Теперь, глядя на запись, Старки размышляла о том, каким спокойным и расслабленным выглядел Рафинад и, наоборот, какой испуганной казалась она. Как забавно: далеко не всегда то, что ты видишь, имеет место на самом деле. Они разговаривали между собой. Хотя камера записывала звук, Старки слышала только общий шум. Микрофон был недостаточно чувствительным, чтобы она могла разобрать слова. Вероятно, Рафинад сказал что-то смешное; Старки улыбалась.

Даггет и Брайант помогли им надеть шлемы, а потом вручили «Риал тайм» Рафинаду. Тот шлепнул Старки по шлему, она ответила ему тем же, и они побрели к трейлеру, как пара космонавтов.

Камера показывала всю стоянку, захватывала кроны деревьев и заросли азалий, окружавшие трейлеры. Рафинад заранее прорубил проход в кустарнике, освободив свободное пространство, чтобы им было удобнее работать. Сейчас они показывали в разные стороны, решая, как удобнее расположиться. План состоял в том, чтобы Старки отвела ветви, а Рафинад сделал снимки при помощи рентгеновской установки.

Старки наблюдала за происходящим с удивительной отстраненностью.

Рафинаду оставалось жить менее тридцати секунд.

Она склонилась над зарослями, используя вес костюма, чтобы отвести ветви в стороны, отступила назад, а потом снова сделала шаг вперед, занимая более удобное положение. Она этого совершенно не помнила, ей казалось, что она сразу же заняла исходную позицию. Рафинад наклонился вперед, держа установку на вытянутых руках, и в этот момент камера подскочила от первого толчка землетрясения. Нет, оно было совсем небольшим по стандартам Лос-Анджелеса, всего 3,2 балла, и центр его находился к северу от них, в Ньюхолле. Изображение подпрыгнуло, и Старки услышала, как оператор пробормотал:

— Что за дьявольщина?!!

Шум взрыва перекрыл его слова. По телевизору он прозвучал будто выстрел.

Все произошло настолько быстро, что Старки увидела лишь вспышку света, которая сопровождалась ленивым полетом рентгеновского устройства по воздуху. Они с Рафинадом лежат на земле. Из-за камеры слышатся шум и отчаянные крики.

— Ты должен все снять! Постарайся ничего не испортить! Продолжай съемку!

Изображение стало маленьким и далеким. Казалось, она наблюдает за кем-то другим.

Даггет и Брайант бежали к ним: Брайант к Рафинаду, Бак оттащил ее от трейлера. Первым делом саперов учат опасаться второго взрыва. После того, как случился первый, может произойти второй, и необходимо подальше унести раненых. Старки не знала, что ее оттащили в сторону. Когда все это происходило, она была мертва.

Съемка продолжалась еще девять минут. Старки смотрела, как к ним подбегают медики, снимают с них бронированные костюмы, пытаются оживить. В своих снах Старки находилась под пологом ветвей и листьев, которые свисали, как кружево, но теперь видела, что над ней ничего нет. В снах она находилась так близко от Рафинада, что могла до него дотронуться. Но оказалось, что между ними было расстояние в десять ярдов, они лежали на земле, как мертвые куклы, разделенные стеной потеющих и ругающихся медиков, отчаянно сражавшихся за их жизнь. Никакой красоты не было в этих мгновениях. Запись закончилась, когда к ним подъехала машина «скорой помощи».

Старки вернула запись к тому моменту, когда они с Рафинадом лежат на земле, и остановила ее. Она протянула руку и коснулась изображения Рафинада на экране.

— Бедный малыш. Бедный, бедный малыш.

Потом она перемотала пленку на начало, вытащила ее из видеомагнитофона и выключила телевизор.

Дважды за вечер звонил телефон. Оба раза звонивший оставлял сообщение. Она не стала их проверять.

Старки легла спать, так и не выпив джина, она спала крепко. И ей ничего не приснилось.

— А вы кто?

— Александр Уэверли, адвокат. Я звонил относительно Далласа Теннанта.

Охранник изучил карточку Калифорнийской коллегии адвокатов, вернул ее и сделал отметку в своих бумагах.

— Хорошо. Вы новый адвокат Теннанта?

— Да, сэр. Я звонил, чтобы организовать встречу со своим подзащитным.

— Вы уже навещали своих клиентов здесь, в Атаскадеро, мистер Уэверли?

— Нет. Мне не доводилось прежде бывать в таких заведениях. Я специализируюсь на медицинской небрежности и психиатрических отклонениях.

Охранник улыбнулся.

— Мы называем это «заведение» тюрьмой. Но если вы спросите мое мнение, то наша тюрьма больше похожа на загородный клуб. Вы хотите побеседовать с Теннантом о причинах его безумия?

— Ну, вы недалеки от истины, но разве мне следует обсуждать с вами этот вопрос?

— Нет. Наверное, нет. Ладно, вам нужно расписаться здесь и вот здесь. И я должен проверить ваш портфель, а потом вам придется пройти через металлоискатель.

— Хорошо.

— У вас есть при себе оружие или металлические предметы?

— Сегодня нет.

— Сотовый телефон?

— Да. Разве я не могу пронести сотовый телефон?

— Нет, сэр. Пейджер, пожалуйста. Но сотовый телефон проносить запрещено. Вам придется оставить его здесь. А как насчет магнитофона?

— Да. У меня есть портативный диктофон. Но я ведь могу его взять с собой? Уж очень я не люблю делать записи вручную.

— Магнитофон вы можете взять. Мне просто нужно на него взглянуть.

— Хорошо, но я хочу сказать относительно моего телефона. Что, если на мой пейджер поступит сообщение и мне нужно будет позвонить? У меня коллега в суде.

— Вы дадите нам знать, и мы отведем вас к телефону. У вас не возникнет никаких проблем.