вступились другие, целая куча народу, и все кричали - это правда, мы дрались как черти, и они повысят нас в чине. Но до чего же я не перевариваю старых служак и все их шуточки и смешки! А тут вдобавок этот генерал! Да он просто спятил!

- Он тупой осел! - вдруг взорвался юноша.- Я чуть не лопнул от злости. Пусть попробует еще раз сунуться к нам! Мы ему покажем…

Он не договорил, потому что к ним подбежали другие солдаты. Судя по их лицам, они принесли какие- то Мжные известия. Один из них взволнованно выкрикнул:

- Ох, Флем, тебе бы самому это послушать!

- Что послушать? - спросил юноша.

- Тебе бы самому послушать! - повторил тот и приосанился перед тем, как выложить новости. Остальные, горя нетерпением, стали тесным кругом.- Значит, подходит полковник к вашему лейтенанту, а мы неподалеку сидели, и говорит - я в жизни еще такого не слышал! «Гм-гм,- говорит,- мистер Хэзбрук, кто этот парень, который знамя нес?» - говорит. Слышишь, Флеминг? «Кто этот парень, который знамя нес?» - го- Юрит полковник, а лейтенант ему в ответ так с ходу и заявляет: «Это Флеминг, и он форменный дьявол!» - так прямо и заявляет. Что? А я говорю, сказал! Форменный дьявол, так и отрезал, этими самыми словами. Нет, сказал! Еще раз говорю - так и сказал. Если ты лучше знаешь, тогда давай сам и рассказывай. А нет, так прикуси язык. Значит, лейтенант говорит: «Он форменный дьявол», а полковник ему: « Гм-гм, он и вправду бравый солдат. Нес знамя в атаку. Я сам видел. Бравый солдат»,- говорит полковник. «Что правда, то правда,- говорит лейтенант.- Он да еще один парень, Уилсон его звать, все время были впереди и так орали, ну, не хуже краснокожих». Все время были впереди - так и сказал. Еще один парень, Уилсон его звать - так и сказал. Значит,

Уилсон, можешь записать эти слова и отправить в пись

ме домой, матери. «Еще один парень, Уилсон его звать»,- говорит лейтенант, а полковник говорит: «Впереди, значит? Гм-гм, ну и ну!» И еще говорит: «Впереди всех?» - говорит полковник, а лейтенант ему: «Да, впереди всех». «Ну и ну!» - говорит полковник. И еще говорит: «Так, так, так,- говорит,- да ведь они сущие младенцы!» -говорит. «Были младенцами»,- Говорит лейтенант. «Так, так, так,-говорит полковник. - Они заслуживают производства в генерал-майоры», - говорит. Так и сказал - заслуживают производства в генерал-майоры.

Юноша и его друг сказали: «Чушь!», «Все ты выдумал, Томсон!», «Иди ты знаешь куда!», «Ничего такого он не говорил!», «Ну и брехня!», «Чушь!» Но, по-мальчишески огрызаясь от смущения, они чувствовали, что краска удовольствия заливает им лица. И украдкой обменялись радостными взглядами, поздравили ими друг друга.

Множество вещей мгновенно изгладилось из их памяти. В прошлом уже не было ни ошибок, ни разочарований. Они были счастливы, их сердца полнила благодарная любовь к полковнику и молодому лейтенанту.

Леса вновь начали источать темные потоки неприятельских отрядов, но юноша по-прежнему владел собой и был спокоен. По его лицу скользила улыбка при виде того, как вздрагивают и пригибаются солдаты, когда над их головами пролетают с протяжным воем пригоршни снарядов, брошенные чьей-то гигантской рукой. Встав во весь рост, он невозмутимо следил за началом наступления на те синемундирные части, что дугой охватили подножье ближнего холма. Юноша хорошо видел отдельные участки ожесточенной битвы, потому что его полк не стрелял и дым не заслонял поля сражения. Какое это было облегчение - узнать, наконец, откуда исходят звуки, все время гремевшие у него в ушах.

Неподалеку от их позиции два синих полка вступили в схватку с двумя вражескими полками. Происходило это на окруженной со всех сторон деревьями поляне. Полки наносили и принимали удары, как борцы, побившиеся об заклад, кто кого. Ружья стреляли с неимоверной быстротой и злобой. Противники вряд ли помнили сейчас, во имя чего воюют, они самозабвенно тузили друг друга, словно на цирковой арене.

Взглянув в другую сторону, юноша увидел на диво подтянутую бригаду синих: она шла, явно намереваясь выгнать неприятеля из лесу. Едва она скрылась из виду, как лес наполнился устрашающим ревом. Кругом все загудело. Вызвав к жизни эти неописуемые звуки и найдя их, видимо, слишком уж громкими, бригада бравым шагом вернулась, нисколько не нарушив равнения шеренг. В ее марше не было и намека на спешку. Полная самодовольства, она, казалось, надменно грозит пальцем воющему врагу.

Слева, на откосе, выстроился длинный ряд орудий, чей хриплый и свирепый лай предупреждал о врагах, которые, готовясь в лесу к новой атаке, затевали мелкие, изматывающие своей бессчетностью, схватки. Круглые алые жерла пушек плевались багровым пламенем и столбами густого дыма. Порою можно было даже различить, как вокруг них копошится орудийная прислуга.

Позади, среди рвущихся снарядов, безмятежно высился белый дом. Лошади, целый табун, привязанные к длинной жерди, бешено рвались с недоуздков. Взад и вперед сновали какие-то люди.

Схватка между четырьмя полками все еще длилась. Почему-то в нее никто не вмешивался, и свой спор они решали сами. Еще несколько минут они остервенело и грозно палили друг в друга, потом полки в светлых мундирах отступили, а синемундирные начали орать. Юноша увидел, как среди лохмотьев дыма весело затрепыхались два знамени.

Но вот воцарилась многозначительная тишина. Синие колонны зашевелились, немного продвинулись и, остановившись, выжидающе уставились на онемевшие поля и леса. Тишина была торжественная, как в храме, слышалось только отдаленное буханье какой-то неугомонной батареи, надоедливое, точно гомон расшалившихся мальчишек. Солдатам казалось, что из-за него их напряженный слух не уловит вступительных выкриков новой атаки.

И вдруг пушки на холме подали рокочущий сигнал тревоги. В лесу возобновилась ружейная перепалка. С поразительной быстротой она сменилась низким ревом, от которого загудела земля. Ни на миг не прекращался грохот снарядов, рвущихся в гуще передовых частей. Тем, кто был в центре сражения, чудилось, что это грохочет сама вселенная: в одном из малых созвездий что-то сломалось, и теперь весь гигантский механизм скрежетал и лязгал. Юноша оглох. Его уши уже не воспринимали звуков.

На склоне холма, по которому вилась дорога, носились дикие, обезумевшие толпы людей, шумно приливая и сразу откатываясь. Эти мощные волны враждующих армий в предуказанных точках с бешеной силой обрушивались одна на другую. Они то вздымались, то опадали. Порою ликующие клики и вопли возвещали решительную победу одной стороны, но мгновение спустя другая сторона так же громко вопила и ликовала. Один раз юноша увидел, как кучка серых фигур кинулась, подобно собачьей своре, на дрогнувшую цепь синих. Раздался злобный вой, и вот серые уже убегают с изрядной добычей в виде пленных. А потом он увидел, как синяя волна с таким неистовством обрушилась на серое препятствие, что, казалось, стерла его с лица земли, оставив после себя лишь изуродованный грунт. И во время всех этих стремительных и смертоносных бросков то вперед, то назад люди орали и вопили как маньяки.

За какую-нибудь изгородь, за укрытие позади купы деревьев они сражались как за троны из чистого золота или за усеянные жемчугом покровы. Эти желанные прибежища все время подвергались стремительным набегам и переходили из рук в руки, словно мячи во время состязаний. Боевые знамена всплывали то там, то тут, подобные клочкам багряной пены, и определить по ним, чья взяла, юноша не мог.

Как ни потрепан был полк юноши, но, когда пришел его черед, он отважно вступил в бой. Едва солдат начали поливать свинцовым дождем, они взвыли от бешенства и боли. Пригнув головы к вскинутым ружьям, с лютой ненавистью целились во врагов. Потом гневно лязгающими шомполами проворно забивали патроны в дула. Желтые и алые вспышки неустанно пробивали стену дыма, выросшую перед полком.

Стоило солдатам окунуться в сражение, как они мгновенно покрылись слоем копоти. Так черны и грязны они еще никогда не были. Эти чернолицые люди с горящими глазами ни минуты не стояли спокойно, то наклоняясь, то выпрямляясь и что-то бормоча себе под нос. Они были похожи на неуклюжих, уродливых чертей, отплясывающих джигу среди клубящегося дыма.