- Я с моим мужем, скажу вам честно, просмотрела все ваше дело. Вы должны быть умным человеком.

- Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах, – ответил я. – Я обещал уже вчера это вашему мужу.

- Муж сказал мне, но он не совсем доверяет вам, – последовал честный ответ. – Попытайтесь, пожалуйста, ради меня. Вы можете потребовать от меня всего, что вы хотите. Вот моя рука!

Входит Игнатьев. Он неопрятен и нечистоплотен, в его одежде чувствуется его полное неуважение к хозяевам.

- А ты-то что здесь делаешь? – он смотрит на меня с пренебрежением.

- Меня пригласили, как и тебя.

- Ты тут не нахальничай, парень. Ты, видать, не знаешь, кто стоит перед тобой? Ты со мной на самом деле еще не знаком, не так ли?

- Я очень хорошо знаю, кто ты. Точно так же и ты хорошо знаешь, по чьему приказу меня освободили. Неужели ты об этом уже забыл?

Игнатьев внезапно наполняется неистовой яростью; но ударить меня, тем не менее, он не решается, так как знает, что я намного сильнее его. Я смотрю на него и улыбаюсь, чтобы разозлить его еще больше.

- Довольно печально, если в Петербурге занимаются такими субъектами! – бросает он упрек.

- Писарь, как ты выражаешься о своих начальниках!? Иван Иванович, – говорю я преувеличенно подчеркнуто, – точно запомните эти слова. Я не позволю оскорблять моих друзей, тем более, какому-то писарю!

Игнатьев бледнеет и молчит. Он знает, что в состоянии аффекта совершил очень грубую ошибку, которую едва ли может исправить. За оскорбление должностного лица подчиненным в России можно поплатиться даже головой. Взволнованно он трет себе пот со лба, взгляд его блуждает.

- Бросьте, мы ведь хотели бы поладить. Вы совершенно зря рассердились. Как вас зовут по имени и отчеству? – говорю я примирительно.

- Григорий Михайлович Игнатьев..., – недовольно произносит он.

- Григорий Михайлович, не дадите ли мне вашу руку, потому не будем враждовать, не так ли?

Игнатьев осторожно кладет свою руку в мою. Он трусливо смотрит на меня, потом на других. Все же, я улыбаюсь. Не могу ли я быть исключительно благодарным мужчине за мою столь дешевую победу?

Мы через некоторое время садимся за ломберный стол.

Екатерина Петровна сидит в стороне. Она молчит, и только когда ее взгляд падает на меня, я вижу, что ее глаза испуганы, потому что она очень нервничает. Ее муж тоже, который обычно буквально сыплет словами, сегодня становится все молчаливее.

Мы играем в азартную игру «очко» на деньги.

Игнатьев хочет непременно выиграть, но проигрывает. Из-за этого он все более возбуждается. Иван Иванович ни выиграл, ни проиграл. Монеты путешествуют через стол, как бы по недоразумению я складываю их у него, он также берет их автоматически к себе.

Вскоре под влиянием алкоголя, который оба мужчины пьют постоянно, игра становится более оживленной. Игнатьев начинает делать большие ставки, он, долго подстрекаемый мною, все больше теряет самообладание; он требует снова реваншей, и вскоре он больше не может платить, его проигрыш растет и растет. С дрожью он считает карты в своих грязных руках, они подобны жадным когтям... взгляд... проигрыш! Теперь он полностью в моей власти, он потерял всякую ориентацию. Я намеренно увеличиваю его потери, позволяя ему играть дальше, хотя он уже давно не может заплатить. Иван Иванович только лишь смотрит и звенит моими монетами.

Наступает рассвет. Игнатьев с трудом встает, бросает давно угасшую сигарету на пол, давит ее ногой, шатается над столом, где стоят пустые бутылки, выбирает себе еще наполовину пустую, по собственной инициативе наливает водку в чайный стакан, опустошает его одним глотком, и строит из себя важную персону. С глупым видом он пристально смотрит вокруг, тупо уставившись на всех нас, шатаясь, бредет через комнату, добирается до ломберного стола и берет листок, на котором я отметил его долг после проигрыша.

Там стоит большая сумма – 196 рублей! Мужчина испуган.

- Подпишите!

Он отказывается, его лицо синее от ярости и алкоголя.

- Вы должны!

Неохотно он хватает карандаш, его рука падает на бумагу, остается лежать на секунды, потом неразборчиво выводит на ней подпись.

Вдруг он проводит рукой над игровым столом, карты летят на пол, стаканы, бутылка, деньги. Не прощаясь, Игнатьев покидает дом.

Глаза Ивана Ивановича уже давно хмурые, шаг неуверенный. Он падает на диван, пытается еще раз открыть глаза... он уже храпит.

Екатерина Петровна не ушла спать. У нее уже давно больше не было сил, чтобы угощать гостей. Бледность исказила ее лицо, она похожа на мертвеца. Но из ее темного уголка дивана она наблюдала за всем. Теперь она встает и медленно подходит ко мне.

- Я благодарю вас от всего сердца, доктор! Вы опаснее, чем я думала.

- Когда речь идет о моей жизни, я обычно не шучу.

- Когда я должна выполнить свое обещание?

- Скоро..., вероятно, уже завтра.

Женщина краснеет.

За окном наступает день...

Целый день полиция отдыхала. Капитан и Игнатьев прекратили мешать друг другу. Оба знали, что теперь должно что-то произойти, что-то решающее. Однако они оба больше не решались атаковать друг друга, они лишь с нетерпением ожидали в засаде.

Я был уже через несколько дней разочарован своей квартирой. Паразиты всякого рода мучили меня, особенно клопы. В кухне к моему ужасу сотни тараканов ползали по остаткам еды. Все помещение было наполнено ползанием и шумом этих темно-коричневых насекомых величиной от 2 до 3 сантиметров. В квартире этой годами никто не жил. (Клопы могут пять лет существовать без питания). У чудовищ после такого долгого периода ожидания был дикий голод. Ночью я не мог сомкнуть глаз. Как бы много клопов я не поймал, снова и снова новые и новые армии подкрадывались на мою кровать, голодные, прозрачные как лист пергамента и наглые. Только теперь я понял правильность выражения: «нахальный, как клоп!» Я бессильно бушевал в пустых комнатах, утро еще не начиналось, когда я от отчаяния бродил по улицам, потому что дома я просто больше не мог это выдержать. Я в ярости обратился к моему домовладельцу, а он... он утверждал с наглым душевным спокойствием и злой улыбкой... что клопы его не кусали!

Я внимательно посмотрел на этого неприметного мужчину со всех сторон. Может, этот человек был самым искусным укротителем зверей всех времен и народов? Единственным, который смог отучить клопов кусаться? Он вовсе не был на такого похож! Но. вероятно, укротитель клопов как раз и должен был выглядеть именно так?

Все мои уловки, чтобы избавится от паразитов, были напрасны, даже последнее средство. Я поставил ножки моей кровати в сосуды с острой эссенцией, которая лишала меня сна и вызывала сильные головные боли. Сначала зверюги перед ней отступили, и я хотел уж было торжествовать, но в следующее мгновение они повернули назад, поползли вверх по стенам, и те же бесконечные армии, по отдельности, по группам, по семьям, падали как маленькие кусочки града с абсолютной точностью с потолка на мою кровать. Будь я в тот момент Самсоном с не отрезанными волосами, я мог бы развалить весь дом. Однако, я чувствовал себя как мустанг, которому отрезали все четыре ноги.

Посреди этой памятной ночи я пошел к моему хозяину, безжалостно разбудил его, узнал от него адреса нескольких умелых ремесленников и сразу спешил к ним. Я стуком вытащил их из кроватей, обещал им хорошую оплату, и едва взошло солнце, как мы вместе приступили к делу. Ничто не было оставлено нетронутым, кроме стен. Пакля, которая служила уплотнением между балками, пол и потолок, все было снято.