В БОЛОТАХ И ЛЬДАХ ВАЛДАЙСКОЙ ВОЗВЫШЕННОСТИ

Через броды и наскоро наве­денные мосты в последующие дни дивизия преодоле­вала ручьи и реки перед старой русской границей. Мы приближались к Себежу, то есть линии Сталина. В связи с этим у нас возникали в памяти воспоминания о линии Мажино или о «Западном вале».

Мы встретили саперов, действовавших под Даугав-пилсом. Один фельдфебель рассказал нам об останов­ленном товарном поезде, запертые «скотовозы» кото­рого были набиты битком мертвецами всех возрастов. Тот, кто не был расстрелян, просто задохнулся в этой давке.

Этот рассказ, быстро распространившийся по вой­скам, внес новый элемент в нашу борьбу с русскими.

Шестого июля мы вышли к ужасавшей нас линии Ста­лина. Эта была линия долговременных огневых точек, протянувшаяся через луга, поля и леса в несколько эше­лонов. Тут мы показали, на что способны хорошо под­готовленные, полные молодых сил солдаты.

Обозные грузовики спрятались под покровом густых лесов. Рядом с наступающими войсками остались толь­ко боевые машины.

Разведывательные дозоры вскоре наткнулись на русское боевое охранение, едва приблизившись к обо­ронительным сооружениям. Позиции боевого охране­ния были мастерски замаскированы. Мы понесли пер­вые потери от замаскированных на деревьях снайпе­ров.

Из тыловых районов ударила русская тяжелая артил­лерия. Снаряды ложились далеко позади, приблизи­тельно там, где размещался наш обоз.

Позиции боевого охранения противника были вскоре преодолены. Показания пленных помогли нам выяснить положение хорошо замаскированной линии укрепле­ний. Расчеты тяжелых пулеметов и минометов моей роты были приданы другим ротам батальона для усиле­ния. Оставшись один в машине, я поехал на моем «Ад­лере» в укрытие в лощину, а потом с опушки леса наблю­дал за боем. Я чувствовал себя снова оказавшимся на полигоне в Мюнзингене. С высот пулеметы вели точный огонь по амбразурам дотов, а минометы своим огнем перед амбразурами «ослепляли» их гарнизоны, позво­ляя саперам и пехоте преодолеть находящиеся перед ними заграждения из колючей проволоки и приблизить­ся к дотам.

Я видел, как на удобное для стрельбы по укреплени­ям расстояние подъезжали трехосные тягачи с 37-мм противотанковыми и легкими 75-мм пехотными орудия­ми на прицепе, как из них выпрыгивали расчеты, наво­дили орудия и вели огонь по тем дотам, которые не мог­ла взять пехота. Однако ожесточенный огонь противни­ка с незаметных позиций наносил чувствительные потери умелым канонирам. Один из водителей трехо­сных тягачей пехотных орудий направил свою машину в укрытие в лощину, где укрывался и я. По его диалекту я определил в нем уроженца Верхней Австрии. Он был из Зальцкаммергута, недалеко от родины Мика. Мик выпи­сывап фигуры на своем мотоцикле с.коляской где-то на равнинных просторах, подвозя боеприпасы для пулеме­тов и эвакуируя раненых на перевязочные пункты.

Посыльный мотоциклист привез приказ гауптштурм-фюрера Шрёделя: «Как только оборона на линии дотов будет подавлена, полностью загрузить машину боепри­пасами для миномета, посадить два минометных расче­та и проехать за первую линию обороны противника».

«Прекрасно! Загрузить полный кузов фугасных мин, и проехать между еще ведущими огонь дотами! Это спо­собствует прекрасному вознесению на облака! Но сна­чала пара глотков «боевого духа» из «трехзвездочной»!

Когда я выехал из лощины, передо мной пару раз грохнуло. Но я уже ехал вдали от какого-либо укрытия. Значит, вперед! Под высокими соснами я загрузился боеприпасами: тридцать оцинкованных коробок с тре­мя 81-мм минами в каждом доверху наполнили мой ав­томобиль. Мне надо было еще выяснить, где мне поса­дить два минометных расчета. Вот бы еще машина это выдержала! Минометное отделение должно было сесть где-то в глубокой лощине на первом рубеже у самой ли­нии дотов, которые якобы уже подавили. Прекрасно, прямо как в кино! Еще глоток «трехзвездочного»... Боже мой! Я же герой!

Когда я подъехал к означенной лощине, по ней уже пару раз ударила русская артиллерия и причинила по­тери. Я, проклиная все, понял, что я сюда на своих пле­чах наверняка притащил еще артиллерийского огня!

Раненые остались позади, а десять (!) человек с дву­мя минометами погрузились на мою машину, и мы рва­нули! Я почти не видел узкой лесной дороги, настолько плотно вокруг меня сидели солдаты. Огонь пехоты про­тивника вреда нам не причинял. На сильно перегружен­ном автомобиле мы, не сломав мостов, проехали между дымящимися и еще местами ведущими огонь дотами.

Вот и приехали! Рядом с тропинкой в сосновом лесу — убогая землянка, из всех дыр которой несся ура­ганный огонь. Быстро задний ход до первого поворота.

Мгновенно возникает план: один миномет занимает позицию и кладет мины прямо перед амбразурой этого дзота. После этого я подъезжаю как можно ближе к зоне досягаемости его огня. После разрыва шестой мины мы на полном ходу (с чертовой матерью!) под прикрытием миномета проезжаем находящийся под обстрелом уча­сток дороги. Это должно получиться, если, конечно, иваны не предпримут чего-нибудь, мешающего нашему маневру.

Наряду с великолепной маскировкой доты на линии Сталина часто имели неприятную возможность вести огонь не только с фронта, но и с тыла. Если это мы и не приняли в расчет, то из невидимого холмика под корня­ми деревьев ударила очередь как раз в тот момент, ког­да нам казалось, что линия обороны уже преодолена. Она ударила по короткому участку дороги, прикрытому со всех сторон стволами деревьев, но тогда можно ска­зать, что мы уже были в безопасности.

Как только люди из двух минометных расчетов снова уселись рядом со мной, мы рванули дальше. Связь с на­шей ротой я уже давно потерял. Она уже должна была быть где-то впереди, потому что мы — войска мотори­зованные, а противника перед нами нет. Значит, полный газ, и за ним!

Укреплений не видно. Значит, мы уже их проехали? В соответствии с полученным приказом, я снова выехал на автомобильную дорогу и в сотне метрах от деревни высадил оба расчета, не без желания пополнить запасы боеприпасов за счет нового подвоза. Пока мы обсужда­ли, где мне выгрузить имеющийся запас в безопасном месте, по занявшим огневые позиции минометам от­крыла огонь противотанковая или полевая пушка. Ее ог­невой налет стоил нам троих раненых. Наскоро перевя­занных, их посадили ко мне в машину, чтобы я сразу отвез их на перевязочный пункт. Стоны раненых способ­ствовали тому, чтобы я ехал как можно быстрее. Я вы­жимал из машины все, что было можно. Вероятно, что мы все еще были целью для невидимого противника. Назад я ехал той же дорогой. Но после изгиба дороги, идущей в горку, я заметил 37-мм противотанковую пуш­ку на огневой позиции. Ее командир сидел за ее щитом на корточках, ствол был направлен на нас. Только когда он привстал, показав тем самым, что узнал нас, опас­ность была позади. На его удивленное:

— Откуда вы взялись здесь, дети человечьи? Я гордо ответил:

— С передовой, унтершарфюрер! — Я сообщил ему, где позиции наших минометов и об обстреле из полевых или танковых пушек.

Кто-то из нас был неправильно сориентирован. Или он, как передовое охранение, стоит слишком близко к своим, или я ошибся, введенный в заблуждение имею­щимися следами от машин и не по той дороге уехал слишком далеко вперед.

Продолжая свой путь с ранеными, я снова выехал на линию дотов. К нашему удивлению, некоторые из захва­ченных уже в ходе штурма сооружений были вновь за­няты противником. Я дал полный газ, и мы проскочили их не слишком просторные секторы обстрела, не полу­чив ни одной пробоины. Только когда саперы снова штурмовали доты и подорвали их, я смог на моей маши­не, доверху нагруженной боеприпасами к миномету, снова двинуться в путь.

Наступила ночь, и шум боя в темноте усилился. Под­нявшийся ветер доносил до нас вонь чадящих глинобит­ных хижин и горящих полей, Где-то горели леса, и пламя отражалось темно-красными всполохами от облаков.

У дороги горели, дымя густым черным дымом, машины и танки. Начал моросить дождь. Впервые мы почувство­вали этот типичный запах войны в России — смесь за­паха гари мокрых соломенных крыш, горящего леса и горящего раскаленного железа танков.

В ходе дальнейшего наступления на огромных лес­ных просторах, перемежающихся небольшими полями, часто приходилось вести ожесточенные ночные бои. Я на своем «Адлере», окончательно откомандированный для выполнения специальных задач, был привязан к до­рогам и не мог миновать очаги сопротивления, так как, кроме и без того труднопроходимого «шоссе», других путей не было, а вокруг него во все стороны простира­лось болото. Стоило только в него попасть, и без гусе­ничного тягача было из него не выбраться.

Наши спешившиеся роты получили задачу продви­гаться вперед, а борьбу с оставшимися очагами сопро­тивления противника предоставить следующим сзади войскам. Но на практике получалось так, что перед обо­роняющимися населенными пунктами создавались за­торы техники. Объезд по лесу или болоту был исключен. Если кто на это решался, то садился на своей машине по самые оси в вонючую болотную жижу.

«Дерьмо проклятое! Может быть, нам нужно уничто­жать очаги сопротивления?» Если только одна из машин ломалась, то она сразу преграждала узкий путь другим через болото.

Когда русские трассирующие пули веерами неслись над нашими головами, офицер нашего дивизиона пе­хотных орудий пробрался вперед, чтобы выяснить об­становку. У него была задача выдвинуться со своими 150-мм орудиями, чтобы участвовать в бою под Опочкой. Мы поднялись с ним на ближайший холм и показа­ли на давно выявленные русские полевые укрепления, откуда велся пулеметный огонь.

— Сейчас мы это легко устроим, — сказал он спокой­но, — мальчики, вы со своими непригодными к местно­сти машинами должны съехать в болото. Потом вас от­туда достанут, когда папочка выгонит с насиженного ме­ста злых Иванов!

Его мотоциклист помчался вдоль колонны назад, ука­зывая машинам съехать с дороги, и вскоре вернулся с двумя тяжелыми пехотными орудиями. Тягачи быстро выехали на просеку, где был более или менее твердый грунт, а потом сразу же возвратились на дорогу. Послы­шались короткие команды. Готовые к бою орудия, пред­назначенные для ведения огня по крутой траектории, подняли свои стволы в ночное небо. Быстро протянули кабель к холму, где расположился наблюдатель. Уже че­рез несколько минут после прибытия офицера СС пер­вый 150- мм снаряд отправился к противнику. Мы с на­пряжением ждали разрыва. «Бум!» Снаряд лег за целью. Корректировка. «Огонь!»

Когда на востоке забрезжил рассвет, последние ог­невые точки противника были уничтожены точными по­паданиями из тяжелых пехотных орудий. После того как ни одна из пулеметных точек противника вести огонь уже не могла, два гусеничных тягача снова вытащили на проезжую дорогу машины, съехавшие в болото. Еще до того, как полностью рассвело, мы покинули эту негосте­приимную местность. Теперь все было как в мирное время, и мы в свете начинающегося дня мчались на се­вер.

Снова мы могли хоть немного уделить внимание окружающему ландшафту. До горизонта тянулись поля ржи, их сменяли леса и болота. Кое-где попадалась уже высокая кукуруза, росшая почти у самой дороги. Ма­ленькие приветливые озера, окаймленные березовыми рощами, приглашали освежиться. Мы быстро срывали с себя обмундирование и бросались в теплую темную воду, чтобы смыть накопившиеся пыль и пот.

Как раз в тот момент, когда я голый вылезал из воды, чтобы снова приступить к своим обязанностям, подъе­хал Кривоножка, любимый мотоциклист-посыльный на­шего ротного, тарахтя своим «дикобразом», 350-м «Три­умфом».

— Приятно ли, господин барон, провели ночь? Что пожелаете после приема ванны? Быть может, англий­ский завтрак со скромным прусским кофейным сурро­гатом?

Понаблюдав немного за купающимися, он вылез из своего прорезиненного плаща, так как солнце уже хоро­шо припекало.

— Несчастный, ты мирно продремал ночь на мягком мху, в то время как остальная наша славная дивизия ис­текала кровью из-за того, что ты не подвез боеприпасы к пукалкам! У меня почетная задача снова сопроводить тебя к нашей компании, чтобы ребеночек не заблудился в лесу!

Говоря это, он разделся до кальсон, ни на секунду не снимая стального шлема. Перед отъездом во Францию гадалка нагадала ему, что в будущем ему надо особенно беспокоиться за голову. Если наш Циги и так уже сам по себе был комичным, то его появление в кальсонах и ка­ске вызвало бурю смеха. Прихватив под мышку газету «Фёлькишер беобахтер», он оглядел окрестности и по­шел в тень дуба, объявив во всеуслышание, что роттен-фюрер Цигенфус желает отложить утреннее яйцо. Вско­ре из листвы торчала только его довольная рожа.

Вдруг в воздухе загудело и грохнуло. Во все стороны полетели щепки и сучки от дуба Цигенфуса. От звука подлетающего снаряда мы моментально бросились на землю. А Цигенфус сел прямо в конечный продукт свое­го обмена веществ. На другой стороне маленького озе­pa мы увидели, как упряжка коней поспешно увозит за холм легкое пехотное орудие.

Чтобы обезопасить себя, мы спрятались за холми­ком, где нас не могли достать снаряды крупповской пуш­ки, сделанной для русских. Циги оглядывал себя с сожа­лением. Стальной