Обычно думают, что Комедию и Трагедию разделяет глубокая пропасть, однако отличаются они друг от друга только развязкой: разве Отелло не смог бы без проволочек распознать все уловки и хитрости раздраженного Яго и подстроить встречную ловушку, подобную той, какую устроили для Мальволио в «12-й ночи», — с тем, чтобы дело закончилось ко всеобщему веселью, а злоумышленника постигло разочарование? Равно и «Мера за меру» без интриг, затеянных герцогом, неминуемо завершилась бы столь же плачевно, что и «Ромео и Джульетта», — если бы Монах в этой пьесе тоже увлекся занятными придумками вроде писем и сонного зелья, которые вполне могли бы иметь успех! Однако Бард — как бы долго он ни колебался с выбором — в конце концов принимает решение, остаться ему в Сандалиях или встать на Котурны, и впредь обязан либо предаваться раздумьям и произносить возвышенные монологи, либо заливаться смехом и сыпать остротами. Вообразим же, будто мы с вами оказались в некой Пьесе, насыщенной сюжетными ходами, какими пользовался Бард, — тут постельные проказы и переодевания, деспотические отцы и любовники-двойники — где, по-вашему, мы находимся, в Трагедии или Комедии? Станем ли мы шутить, отпускать каламбуры и верить, что Любовь всенепременно одержит победу, невзирая на все тяжкие преграды? Или же начнем рассуждать о «пращах и стрелах яростной судьбы» и принимать себя за «мух в руках мальчишек»?

Что касается судеб Али, Катарины и ребенка, которому слишком скоро предстоит у них родиться, то до сих пор мы и сами не знаем, что о них думать, — Автор еще не пришел к окончательному решению — кончиком пера он постукивает себя по губам, созерцая за окном пейзаж в жарком мареве — термометр показывает восемьдесят градусов по Фаренгейту[38], — затем Автор размышляет, выпить ему бренди или, скажем, limonata и не закурить ли сигару, — так вот, если он неспособен сделать и такой выбор, под силу ли ему решить, на чем остановиться — на Комедии Ошибок или на Трагедии Рока, а, возможно, взяв ту или эту, развязку позаимствовать у другой?

Брачной церемонии, долженствовавшей, в назначенный удобный срок, соединить двух молодых людей, положено было придать скромный характер, без всякого размаха; пригласили на нее совсем немногих, чье присутствие было необходимо: со стороны невесты — Родителей, особых признаков веселья не выказывавших, а со стороны Али-сироты — Достопочтенного Питера Пайпера на роль шафера: передать жениху Кольцо и, при надобности, поддержать его дух. С согласия епископа и с помощью адвоката (мистера Уигмора Бланда) было получено специальное разрешение, и бракосочетание состоялось в доме семейства Делоне — уместно отдаленном, сумрачном и запустелом, расположенном на скалистом берегу, о который безутешно бьют волны холодного моря, — но тем не менее лондонская светская хроника не преминула исчерпывающим образом оповестить обо всех Подробностях события, описать платье Невесты, напомнить о финансовом состоянии Жениха и повторить мудрые слова, произнесенные на церемонии служителем Церкви. Али тем утром пережил все заурядные волнения человека, которому предстоит стать мужем, — однако к его чувствам примешались и не совсем обычные. «Ты будто потерял ближайшего друга, — заявил Достопочтенный, увидев Али в темном свадебном наряде, — а не женишься на дорогой возлюбленной». — «Я бы хотел, чтобы нас сочетали узами брака мгновенно, — пробормотал Али. — Так по людям, если они образуют цепь, пробегает электричество — боюсь, иначе мне должным образом не преобразиться». — «Будь уверен, — отозвался Достопочтенный, помогая Али натянуть белые перчатки на вялые руки, — супруга поспособствует преображению: я собственными глазами наблюдал это чудо тысячу раз». — «Это на словах, а ведь ты сам на такой шаг не отважился». — «Что ж — пожалуй, надеяться мне не на что — чужие браки доставляют мне слишком большое развлечение — так методист-проповедник, заметив среди прихожан нечестивое веселье, предостерег их: мол, кто смеется — пусть оставит надежды. Так идем?»

Итак, Пантомима завершается принесением Обета и обменом Кольцами, любовники вновь становятся самими собой, насланные Венерой неурядицы разрешены — хотя в жизни, как известно, конца им не предвидится — всех нас ожидают дальнейшие Преображения и новые испытания. Вечером, когда на Пергаменте были поставлены подписи и Пиршество закончилось, карета Али унесла Молодых навстречу месяцу в Уединении — дорогу усыпал снег, а свинцовые тучи нависали так низко, что казалось, до них можно дотронуться. Внутри кареты царило молчание, схожее с молчанием Зимнего Дня: ни словом не обменивались молодые Супруги — и не только потому, что Новобрачная (из доведенных до крайности, как представлялось Мужу, соображений благопристойности) велела Служанке сойти с верха кареты и занять место рядом с ними. О чем думали они — вступившие в брак при таких обстоятельствах? Как знать, молчание — не лучший ли выход, когда все наши мысли обращены к поступкам, которые мы могли совершить, но не совершили — или совершили, но делать этого не следовало, — и которые завели нас туда, где мы вовсе не рассчитывали оказаться? Однако — когда бы ни было положено начало — им предстоит совместное будущее, изо дня в день каждое утро, вплоть до последнего, и (об этом безотчетно думали оба), может статься, они все же будут счастливы — очень счастливы — как если бы вовсе не заключали союз.

«Если мы ошиблись, — выговорил наконец Али с натянутым смешком, — надеюсь, ты не возненавидишь меня. Я — нет, даю слово!»