длиннее и толще — произрастает оттуда: кто сделает больнее.
— Все равно ублюдок, — рявкнула она, не открывая глаз. — Ублюдок, ублюдок, ублюдок!
Наперекор. Уж такой характер.
Но пощечины почему-то не последовало.
Маша открыла глаза.
Двое мужчин в одинаковых костюмах цвета перванш и чем-то неуловимо похожих сплелись в удушающем захвате. Николай сзади поймал шею Ники в сгиб локтя, а тот прогнувшись, пытался схватить его за загривок и наклонить голову вперед. Еще мгновение, и Маше показалось, что она услышит хруст разрываемых межпозвоночных дисков одного из них.
— Прекратите! — завизжала она.
Ники вдруг обмяк, сползая вниз, выскользнул из захвата.
В то же мгновение он ударил соперника локтем под коленную чашечку. Потеряв равновесие, Николай упал на спину и, словно собираясь сделать кувырок назад, перекатился на плечи, оттолкнулся руками за головой, вскочил на ноги.
Ники зааплодировал.
— Классный боец, — сказал он. — Я не услышал, как подкрался.
— Вы сказали, я должен защищать, — Николай посмотрел на Машу. — Мне показалось, этот человек только что собирался набить вам морду…
— Успокойся, — Маша почувствовала, что может расслабиться.
— Это как раз тот тип, от которого защищать не надо.
Впервые в жизни она чувствовала себя совершенно счастливой.
— Неплохого пса ты завела, — Ники несколько искусственно засмеялся.
— Извини меня Ники, — попросила Маша. — Я не собиралась тебя задеть.
— Прощено и забыто, — Ники кивнул. — Я не такой уж злопамятный парень. Как тебе мой костюмчик? — он ткнул пальцем в сторону Николая.
— Просто блеск. Даже не знаю, с кем из вас я сегодня пойду ужинать, — добавила она кокетливо. — Вы та-акие классные парни…
— Выбирай его, — Ники снова стал прежним.
— Смотри, — Маша погрозила пальцем, — насоветуешь… Ой, у меня идея!
— Этого еще не хватало! — У меня тоже есть темный костюм мужского покроя.
— Ты будешь похожа на активную лесбиянку.
— Я ведь, когда на каблуках, не ниже вас обоих получаюсь?
— При своем росте ты специально носишь такие каблуки, чтобы унижать среднестатистических особей противоположного пола, — заметил Ники.
— Так вот, — Маша не слушала его. — Мы будем одеты почти одинаково, одного роста и похожи…
— Как близнецы? — поинтересовался Николай.
— Нет, просто однофамильцы, — в тон ему ответил Ники.
Колобок стер со лба пот.
— Я — мазохист, — пробормотал, оглядывая выпотрошенные коробки. — Эта пленка наверняка давно уже на помойке.
Но все кругом про Колобка знали — он никогда ничего не выбрасывает. Он выключил «переноску», которая освещала его раскопки и, прижимая руку к ноющей пояснице, побрел к дальней от входа части студии, где обыкновенно работал с пленками. Там наблюдался относительный порядок.
Теперь темноту большого помещения рассеивали несколько неоновых трубок под потолком, одна из которых все время мерцала. Щелкала, гасла и загоралась вновь.
Колобок взболтал пластиковую бутылку минеральной воды, чтобы выгнать пузырьки, и принялся, причмокивая, пить из горлышка. Он был похож на упыря. Добродушного потного упыря.
Как все диабетики, он очень потел.
— Там-тарим-там-там, — пропел звонок на входной двери.
Кого принесло в столь поздний час?
Колобок пересек студию, прикрывая глаза от мерцающей под потолком лампы дневного света. Но когда он заглянул в глазок, за дверью никого не было.
— Дзинь, — звякнула какая-то стекляшка за его спиной.
Оператор обернулся.
Пустая бутылка из-под шампанского катилась по проходу между коробок — ему навстречу.
Колобок прижался спиной к входной двери. Он понимал, что никого, кроме него, нет в помещении. Но бутылка катилась метров десять, словно в ней был спрятан моторчик.
В студии полно хлама. Но Колобок знал наверняка, что пустых бутылок из-под шампанского тут нет. Он вообще не употреблял спиртного. Но даже если она каким-то чудом тут оказалась, так далеко катиться могла только в одном случае — если была брошена чьей-то рукой.
— Эй, кто здесь? — спросил Колобок неожиданно севшим голосом.
Мерцающая лампа издала какой-то особенно звонкий щелчок и погасла.
— Наружу, быстрей наружу, — застонал Колобок, путаясь непослушными пальцами у замка входной двери.
Но тут его рука наткнулась на что-то холодное и мягкое…
Лампа под потолком щелкнула и вновь засветилась.
Колобок держал за руку руководителя государства.
— Ой!
Он понимал, что это маска, уродливая гуттаперчевая маска.
— Ты-ы, понимаешь, не-прав, — сказала Маска. — К тебе-е, понимаешь, приехал кто?
Сам президент приехал.
Маска крепко держала оператора за руку резиновыми пальцами.
— Прекратите глупый розыгрыш, — пролепетал Колобок.
— Какой-й там розыгрыш? — удивилась Маска. — Все будет очень даже серьезно, — пояснила Маска совсем другим голосом.
И повела оператора за руку в глубь студии. У Колобка подкашивались от страха ноги, а пот заливал глаза.
— Сюда, — Маска толкнула его в середину круга, образованного осветительными приборами. Здесь он, как правило, проводил съемку.
— На стул, — приказал незнакомец, отпуская его руку.
— Но зачем… — вяло запротестовал Колобок.
— Это будет твоя лучшая работа, — маска на лице оставалась неподвижной, но оператор был уверен, что человек под ней улыбается. — Ты столько раз учил моделей, как им надо выглядеть, столько сердился, что они выглядят не так, что теперь можешь сам показать, как надо. Ну-ка, изображай, что тебе жарко!
— Я… я… — пролепетал Колобок, стирая обоими ладонями пот с лица.
— Ах, не жарко? — Маска повернулась к нему спиной, нагнулась над ящиками с всяким реквизитом и выудила оттуда бутыль с лампадным маслом. — Это, кажется, ты используешь, чтобы сделать жарко? Экологически чистый продукт, — прочитала Маска на этикетке.
— Кто вы? — выдавил из себя Колобок. — Я вас знаю?
— Конечно. Ты меня как-то видел, — тон у Маски стал насмешливым. — По телевизору, — человек дотронулся до гуттаперчевой маски.
Затем незнакомец подошел к Колобку, отвинтил пробку с бутыли и вылил все ее содержимое на скорчившегося оператора.
— Ну а теперь… — Маска достала из кармана изящную зажигалку, очень дорогую на вид, — тебе станет по-настоящему жарко. На этикетке, — Маска взглянула на пластиковую бутыль, а потом отшвырнула ее прочь, — написано, что это горит, не оставляя копоти.