— На внутренней стороне, выше локтевой ямки. Последовало короткое молчание.

— Локтевой ямки? — воскликнул он. — Дайте-ка посмотрю. Я положил свою руку ладонью вверх и рассматриваю локоть. Это там, где сгиб руки, правильно? Значит, локтевая ямка — это там, где сгиб руки, то есть, проще говоря, речь идет о тех местах, где сгибается рука?

— Именно так.

— Ну что ж, хорошо. Очень хорошо. И отчего же, на ваш взгляд, появились эти ссадины?

— Возможно, от ремней, — раздраженно ответила я.

— Ремней?

— Да, кожаных ремней, вероятно, имеющихся на электрическом стуле.

— Вы сказали, возможно. Возможно, от ремней?

— Именно так я и сказала.

— То есть вы не можете сказать это с уверенностью, доктор Скарпетта?

— В нашей жизни не так много вещей, о которых можно говорить с уверенностью, мистер Грумэн.

— То есть можно допустить, что ссадины являются следствием чего-то иного? Например, их могли оставить и руки человека?

— Эти ссадины по своим признакам не соответствуют повреждениям, нанесенным руками человека — сказала я.

— И соответствуют повреждениям, причиненным электрическим стулом? Вероятно, имеющимися на нем ремнями, так?

— На мой взгляд, возможно.

— На ваш взгляд, доктор Скарпетта?

— Я не изучала конструкцию электрического стула, — резко ответила я.

Последовала длинная пауза, которыми Николас Грумэн был известен в свое время, — любил подчеркнуть молчанием полную несостоятельность студента. Я представляла, как он словно зависает надо мной, заложив руки за спину с абсолютно безучастным лицом, под тиканье висевших на стене часов. Как-то раз я подверглась такой двухминутной молчаливой экзекуции, помню, мои ничего не видящие глаза судорожно бегали по раскрытому передо мной учебнику. И сейчас я сидела за своим массивным ореховым столом почти двадцать лет спустя, в ранге главного судмедэксперта, имея столько дипломов и свидетельств, что ими можно было оклеить стену, и чувствовала, как начинает пылать мое лицо от давнего ощущения униженности и негодования.

Сьюзан вошла в офис именно в тот момент, когда Грумэн, неожиданно сказав «всего доброго», закончил разговор.

— Поступило тело Эдди Хита. — Ее чистый халат был сзади расстегнут, лицо выражало некоторую растерянность. — Он может подождать до утра?

— Нет, — ответила я, — не может.

На холодном стальном столе мальчик казался еще меньше, чем на ярких простынях больничной койки. В этом помещении не было радуги на стенах, и окна не были украшены разноцветными картинками, которые должны были радовать сердце ребенка. Эдди Хит лежал голый с внутривенными иглами, катетером и повязками. Они казались последними печальными свидетельствами того, что удерживало его в этом мире, неожиданно отсеченном, словно ниточка от шарика, который уже одиноко летит высоко в небе. Почти целый час я составляла список повреждений на его теле, а Сьюзан фотографировала и отвечала на телефонные звонки.

Мы заперли двери в секционный зал, и мне было слышно, как за ними люди выходили из лифта и направлялись домой в быстро спускающиеся сумерки. У входа дважды раздавался звонок — похоронная служба привозила или увозила чье-то тело. Раны Эдди на плече и в паху были сухими, гладкими, темно- красного цвета.

— Господи, — увидев их, воскликнула Сьюзан, — да кто же такое мог сделать? А эти мелкие порезы по краям… Словно кто-то вначале все исцарапал, а потом отрезал кусок кожи полностью.

— Именно это я и подозреваю.

— Вы думаете, кто-то пытался вырезать что-то вроде фигуры?

— Думаю, кто-то пытался что-то уничтожить. А когда не получилось, просто отрезал кожу.

— Что уничтожить?

— Ничего такого, что могло уже там быть, — сказала я. — У него в этих местах не было ни татуировок, ни родимых пятен, ни шрамов. Раз там ничего не было, значит, вероятно, что-то появилось, и это «что-то» необходимо было устранить, так как оно могло стать потенциальной уликой.

— Например, следы укусов.

— Да, — подтвердила я.

Окоченение еще не наступило, и тело оставалось слегка теплым, когда я начала протирать тампоном отдельные его участки. Я осмотрела подмышечные впадины, ягодичные складки, уши снаружи и внутри, пупок. Я постригла ногти в чистые белые конверты и осмотрела волосы.

Сьюзан наблюдала за мной, и я чувствовала, как она напряжена. Наконец она не выдержала:

— Вы ищете что-нибудь конкретное?

— Например, сухие следы семенной жидкости, — ответила я.

— В подмышечной впадине?

— И там, и в любой складке, в любом отверстии, где угодно.

— Вы обычно не осматриваете все с такой тщательностью.

— Я обычно не ищу зебр.

— Что?

— У нас в медицинском институте была поговорка: слышишь стук копыт — ищи лошадей. Но в данном случае, думаю, нам следует искать зебр, — сказала я.

Я стала через лупу рассматривать каждый дюйм тела. Когда дело дошло до запястий, я медленно поворачивала его руки то в одну сторону, то в другую и так долго осматривала их, что Сьюзан отвлеклась от того, чем занималась. Я обратилась к своим записям, где были перечислены повреждения на теле.

— Где его карта? — спросила я, оглядываясь вокруг.

— Здесь.

Сьюзан подала мне бумаги.

Я начала просматривать страницу за страницей, останавливаясь на записях, сделанных в центре «скорой помощи», и на отчете спасательной бригады. Нигде не говорилось о том, что у Эдди Хита были связаны руки. Я попыталась вспомнить, что сказал мне детектив Трент, описывая найденное тело. Кажется, Трент упоминал, что Эдди обнаружили с опущенными вниз руками.

— Что-нибудь нашли? — спросила наконец Сьюзан.

— Можно увидеть только через лупу. Вот здесь. Внутренняя сторона запястья, на левой руке, слева от кости. Видите остатки чего-то клейкого? Следы клейкой ленты? Похоже на какую-то сероватую грязь.

— Да-да, еле видно. И словно какие-то волоски прилипли, — глядя в лупу, Сьюзан прижалась к моему плечу.

— И кожа здесь гладкая, — продолжала я. — Волос меньше, чем здесь и здесь.

— Потому что волосы вырвали, когда отлепляли клейкую ленту.

— Именно. Возьмем образцы волос на запястье. Можно будет сравнить клей и волосы, если это действительно лента. А если найдется лента, которой были связаны его руки, возможно, найдется и катушка с оставшейся лентой.

— Не понимаю, — выпрямившись, Сьюзан посмотрела на меня. — Внутривенные иглы были зафиксированы лейкопластырем. Вы считаете, это не объяснение?

— В этих местах на его запястьях нет следов игл, — сказала я. — И когда он поступил, вы сами видели, что было приклеено лейкопластырем. Так что это не объясняет следов клейкой ленты здесь.

— Действительно.

— Давайте все это сфотографируем, а потом я отдам остатки клея «следопытам» — посмотрим, что им удастся найти.