Тёлку утащили, и Сабан сердито стал шаркать ногами, закидывая меловой пылью потёки крови.

— Здесь никогда не должно было быть жертвоприношений, — сказал он Килде.

— Кто говорил это? — спросила она.

— Хэрэгг.

— А теперь Хэрэгг мёртв, — угрюмо сказала она.

Хэрэгг был мёртв, а его тело оставалось в Доме Солнца, где оно медленно разлагалось, и запах умершего жреца постоянно был в ноздрях людей, копающих ямы и обтачивающих камни. Вороны расклевывали тело, а в разлагающейся плоти копошились личинки. Целый год ушёл на то, чтобы от тела остались только кости, но даже тогда Камабан отказывался захоронить его.

— Он останется здесь, — решил он, и кости остались на месте. Некоторые из них растащили звери, но Сабан старался сохранить скелет целым. В течение года разум Камабана восстановился, и он объявил, что займёт место Хэрэгга и будет теперь и вождём, и главным жрецом. Он настаивал, что кости Хэрэгга нуждаются в жертвенной крови, и поэтому приводил овец, коз, коров, свиней и даже птиц в храм, где убивал их прямо над высохшими костями, так что тё стали чёрными от постоянной крови. Рабы обходили кости стороной, а однажды Сабан был потрясён, увидев Ханну, сидевшую на корточках над залитым кровью скелетом.

— Он, правда, будет жить снова? — спросила она Сабана.

— Так говорит Камабан, — ответил Сабан.

Ханна содрогнулась, представив, как на скелете жреца появляются мышцы и кожа, а затем он осторожно встаёт на ноги и, пошатываясь, словно пьяный на негнущихся ногах, бродит среди камней.

— А когда ты умрёшь, — спросила она Сабана, — ты тоже будешь лежать в храме?

— Когда я умру, — сказал ей Сабан, — вы должны похоронить меня там, где вообще нет камней. Совсем нет камней.

Ханна задумалась, а потом неожиданно рассмеялась. Она быстро росла, и через год другой, уже будет считаться женщиной. Она знала, кто её настоящая мать, и также знала, что её жизнь зависит от того, чтобы никогда не признаваться в этом. И она называла Килду матерью, а Сабана отцам. Иногда она спрашивала Сабана, жива ли её настоящая мать, но Сабан мог ответить только то, что он на это надеется, однако на самом деле он опасался обратного. Ханна всё больше и больше становилась похожа на Дирэввин в юности, у неё был такой же темноглазый жизнерадостный взгляд, та же самая энергичность, и молодые люди Рэтэррина уже оценили это. Сабан предполагал, что на следующий год ему, возможно, придётся поместить глиняный символ и череп на крыше своей хижины. Среди поклонников Ханны был и Леир, а она в свою очередь тоже восхищалась сыном Сабана, который превратился в высокого, с чёрными заплетёнными на затылке волосами, спадающими вниз по спине, юношу. У него уже были первые отметки об убийствах на груди. Ходили слухи, что Камабан хочет, чтобы Леир стал следующим вождём, и многие полагали, что это хорошо, потому что Леир уже был известен своей храбростью. Он сражался в отряде Гундура, и постоянно был занят или на защите обширных границ Рэтэррина, или в дальних набегах за эти туманные границы, откуда возвращался с волами или рабами. Сабан гордился своим сыном, хотя видел его очень редко, так как Камабан после смерти Хэрэгга требовал, чтобы работа в храме была ускорена. Было задействовано ещё больше рабов, и чтобы прокормить их и племя, отправлялось ещё больше военных отрядов на поиски свиней, волов и зерна. Храм превратился в огромный рот, который нужно было кормить, а из Каталло всё ещё прибывали камни, которые надо было обрабатывать, оббивать и обжигать, а Камабан всё ещё не унимался.

— Почему всё так долго? — постоянно спрашивал он.

— Потому что камень слишком твёрдый, — так же постоянно отвечал Сабан.

— Бей рабов! — требовал Камабан.

— И всё будет вдвое дольше, — пригрозил Сабан. Камабан начинал злиться и ругался, что Сабан его враг.

Когда половина колонн небесного круга уже стояла на месте, Камабан потребовал нового усовершенствования.

— Небесный круг будет горизонтальным, так ведь? — спросил он у Сабана.

— Горизонтальным?

— Плоским! — сердито сказал Камабан, ровно проведя перед собой рукой. — Плоским, как поверхность озера.

Сабан задумался, нахмурившись.

— Храм плавно опускается, — сказал он, указывая на лёгкий уклон на земле, — и если колонны небесного круга будут все одинаковой высоты, каменное кольцо повторит этот уклон.

— Круг должен быть горизонтальным! — настаивал Камабан. — Он должен быть горизонтальным! — он замолчал, увидев, как Ханна вышла из хижины, и хитрая улыбка мелькнула на его лице. — Она похожа на Дирэввин.

— Она юная и темноволосая, — беззаботно сказал Сабан, — вот и всё.

— Но жизнь твоей дочери доказывает, что она не дочь Дирэввин, — сказал Камабан, всё ещё улыбаясь, — не так ли?

— Ты слышал мою клятву, — сказал Сабан, и для того, чтобы отвлечь Камабана, пообещал сделать небесный круг плоским, хотя понимал, что на это уйдёт ещё больше времени. Он положил лёгкие доски на вершины стоящих рядом колонн, а на каждой из них он сделал глиняные желоба. Когда он наполнил желоба водой, было видно, на одном ли уровне соседние колонны. Некоторые из колонн оказались слишком высокими, и рабы забирались наверх по сколоченным лестницам и молотками сбивали верхнюю часть. После этого, из-за того, что Сабан боялся устанавливать слишком короткий камень, он намеренно оставлял новые колонны немного повыше, так что каждую из них нужно было оббивать и скрести, пока она не становилась одного уровня с соседями.

Один камень едва не разломился, когда его устанавливали. Он скользнул с роликов, ударившись в обкладывающие яму половинки бревён, и на камне появилась большая трещина, наискосок пробежавшая по его поверхности. Сабан всё равно приказал поднимать камень, и каким-то чудом он не разломился, когда, качнувшись, успешно встал на место, хотя трещина всё также была видна.

— Он будет стоять, — сказал Камабан, — он будет стоять.

В течение следующих двух лет из Каталло привезли все остальные камни, и половина небесного круга уже стояла на месте, но до того, как эти колонны будут завершены, Сабан знал, что должен втащить камни-перемычки в центр храма, и сделал это летом. Камни втащило множество рабов, которые маневрировали салазками так, чтобы каждый камень-перекладина встал рядом с парными колоннами, на которые его поднимут.

Сабан днями и ночами думал о том, как поднять эти перекладины. Их было тридцать пять — тридцать из них на Небесный Круг, и пять — на арки дома солнца. В одну из глухих зимних ночей к нему пришёл ответ.

Ответом стало бревно. С помощью множества брёвен, которые необходимо было нарубить в лесах и притащить в храм, а Сабан с шестнадцатью рабами попытается претворить в жизнь свою идею.

Он начал с самой высокой арки. Салазки с камнем-перемычкой арки стояли параллельно парным колоннам в двух шагах от них, и Сабан приказал рабам положить длинные брёвна вокруг салазок так, что когда это было сделано, казалось, что длинный камень лежит на платформе. Теперь рабы с помощью дубовых рычагов приподняли один конец камня, а Сабан просунул длинное бревно под него поперёк брёвен нижнего уровня. Он сделал то же самое и с другого конца камня, и теперь камень-перемычка лежал на двух рядах брёвен на локоть выше длинной платформы.

Принесли ещё много брёвен и уложили вокруг двух слоёв брёвен, пока снова камень не оказался лежащим на платформе. Потом камень снова приподняли с помощью рычагов, и теперь он опирался на два массива брёвен. Следующую платформу выложили вокруг них, брёвна теперь лежали параллельно брёвнам первого слоя. Платформа теперь состояла из трёх уровней и была достаточно широкой и длинной, чтобы люди могли использовать рычаги под камнем при каждом последующем подъёме.

Слой за слоем камень подняли, и валун достиг самой вершины парных колонн и теперь казался парящим на исполинском штабеле уложенных бревен. Камень поддерживали двадцать пять уровней брёвен, но он всё ещё не мог скользнуть на колонны, так как Сабану нужно было вымерить по два выступа на