— Якои пробы?

— Дев’яносто шостои…

— Все. Можешь поворачиваться. Извини… Роман облегченно вздохнул.

— Комедию ломаешь? Мало того, что меня весь Хмарын выводок знает?

— А я могу в них быть уверена? Курьер неделю не идет, что стряслось? Может, это моих дорогих хозяев работа…

— Предусмотрительная. Был бы таким Дубровник… Убили курьера.

Ива и бровью не повела. Шагнула к столу, положила руку на край, сказала серо, бесцветно:

— Раздевайся, потом доложишь…

«Ишь ты, доложишь… — только теперь начал наливаться гневом Чуприна. — Сперва пистоль в спину, а потом раздевайся. Правду передавал Сорока: стерва со взведенным курком».

Хозяева хаты медленно выкарабкивались из шока, в который их поверг неожиданный поступок Ивы. Хмара беззвучно шевелил губами — он бы и вслух высказал все, что думал, но мешало присутствие дочери. Ванда проворно забегала от печки к столу, собирая ужин для позднего гостя. Мыкола полез в шкафчик под иконами.

— Промерз? — спросил он сочувственно, добывая оттуда бутылку самогонки. — Ветер такой — прошпиливает насквозь. Ива, Ванда, составите компанию?

— Не откажусь, — согласилась Ива. — Зеноне Денысовычу, перестаньте зубами клацать на ночь глядя. Лучше присаживайтесь к столу.

«Дожил, — еще больше обозлился лесник, — приходит потаскушка какая-то и меня же в моей хате к чарке приглашает».

А стакан с самогонкой взял.

Ванда все норовила быть поближе к Роману, заботливо подкладывала ему в тарелку то вареной картошки, то солененьких огурчиков.

Ива ее не осуждала: красивый парень — редкий гость в лесу.

— Где гостя положите? — спросила она после того, как не спеша и основательно закусили.

— Ты как, с паперами или без них? — спросил Мыкола у Чуприны.

— Документы есть, только ты ж сам знаешь — кто им поверит, если застукают меня у вас? Что мне здесь делать?

— Тогда упрячем тебя в боковушку.

И объяснил Иве:

— Из той комнаты, где вы с Вандой спите, ход есть еще в одну, маленькую.

Ива не стала разочаровывать Мыколу. Она еще в первый день обратила внимание, что пузатый двустворчатый шифоньер красуется не на самом удобном месте, а как раз посредине стены. Обычно в деревенских хатах шкафы стараются поставить косо к углу. В задней стенке шифоньера курьерша обнаружила узенькую дверцу, плотно подогнанную к боковине.

Длинная дорога утомила Чуприну. И хотя он крепился, заметно было, что ему смертельно хочется спать.

— О делах завтра, — распорядилась Ива. — Раз уж пришел — торопиться некуда.

Чуприна ушел вслед за Вандой в боковушку. Автомат он прихватил с собой.

Ванда вскоре возвратилась. Сказала:

— Не дал даже постель расстелить. Упал как убитый.

— Нравится он тебе? — с чисто женским любопытством поинтересовалась Ива. А думала о своем. Дубровник погиб. Везучим был, не один раз смерть обходила его стороной. Все до поры. Теперь по законам подполья она, Ива, должна его заменить, выйти на прямую связь с Реном.

Придется переходить на нелегальное. А как чтобы правдоподобнее? Исчезновение студентки Менжерес в пединституте заметят, начнут разыскивать. Стоит ли рисковать? Надо что-то придумать…

Ива забралась в постель, свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, и моментально уснула под восторженный шепоток Ванды:

— А Роман не такой, как все, он даже Рену не боится перечить. И стихи пишет такие гарные, что плакать хочется. Шкода, его Ева, принцесса обдрипанная, ну та, из Зеленого Гая, до рук прибрала.

На следующее утро Ива попросила Мыколу отправить грепс в город, Сороке. Она сообщала, что родственник, которого она так долго разыскивала, с божьей помощью умер, да так неожиданно, что и к похоронам приготовиться не успели, а сама она заболела, температура очень высокая, и потому должна отлежаться, чтоб не вызвала болезнь осложнений. Ива просила коханого друга уладить ее дела в институте, чтобы зря не волновались коллеги по учебе, знает она их беспокойный характер, еще искать начнут. Если надо какие документы про хворобу, то пусть выручит Стефан из мастерской Яблонского, он все может, среди его клиенток есть и врачи. Все это Мыкола тщательно зашифровал и послал по подпольной «почте».

Ива надеялась: Сорока догадается, в чем дело, и примет необходимые меры, чтобы ее длительное отсутствие не вызвало чрезмерного любопытства. О смерти Дубровника он уже, конечно, знает и сделал выводы.

Роман Чуприна подробно информировал ее о гибели группы закордонного курьера. По его словам выходило так, будто Дубровник чуть ли не нарочно искал себе смерть. Адъютант Рена не удержался и обозвал курьера пыхатым дурнем, петушком из чужеземного пташника, который решил их, местных «боевиков», учить храбрости. Ива поморщилась при этих словах и вяло одернула Романа — скорее для порядка, чтобы не подрывать авторитет закордонного провода.

— Дубровник думал, эмгебисты на ходу спят, а они все видят, даже когда в другую сторону смотрят. И командиром группы был Малеванный — тот самый, который всех жителей района в лицо знает, и дружков закадычных у него в каждом селе через три хаты — в четвертой…

Вот так и живем, — меланхолично заключил Чуприна, — сегодня по земле топчемся, а завтра землею укрываемся и растет на наших останках золотое жито.

— Поэтично, — поджала пухлые губы Ива. — А может, чертополох да будяки всходят?

Роман не стал возражать — может, и чертополох. Настроение у него был паршивое, будто сунул кто кончик ножа в сердце и слегка поворачивает в разные стороны.

— За что тебе такое псевдо дали — Чуприна? — поинтересовалась Ива.

— Когда нашел меня батько Рен, был я нечесаный да косматый, волос до самых очей отрос. Вот сотник и сказал: «Быть тебе Чуприной». С тех пор и хожу с кличкой, как пес хуторской.

— А теперь припомни, будь ласка, слово в слово, что Дубровник тебе говорил, и ты ему, как из села выбрались, когда вас из автоматов стали угощать, и как ты в живых остался, а хлопцы погибли. Приказ тебе был простой и ясный: что бы ни случилось, выручать курьера, но ты передо мной сидишь, он же погиб…

Все свои вопросы Ива задавала очень доброжелательно, только веяло от той доброжелательности холодом, как из ледника.

— Следствие разводишь? — сердито — спросил Роман. — Я уже про все доложил Рену. Для меня ин начальник.

— И я тоже, — медово-сладким голоском подсказала Ива. — Есть у меня такие права, не сомневайся. Только мне следствие ни к чему, меня другое волнует. Вот сейчас на эту хату налетят «ястребки», а ты в окно — и ходу, бросишь меня так же, как оставил в беде Дубровника?

— Хорошо, — махнул рукой Роман, — расскажу, как было. И тогда сама суди, надо ли мне было и свою голову там оставлять?

Роман припоминал подробности, он живо и образно нарисовал картину того, как осатанел Дубровник при виде хлопцев Малеванного и как он разумно расположил своих в снегу, только Малеванный оказался хитрее — пришел оттуда, откуда не ждали, и был готовым к бою; засада не получилась.

Рассказывая все это, Роман помнил наказ Рена — Офелия должна понять, что погиб курьер по собственной глупости, переоценил свои силы, потому и шлепнулся, как глупый карась, на сковородку рыбаков-чекистов.

Они еще недолго поговорили об обстоятельствах гибели Дубровника. Кажется, Иву вполне удовлетворили объяснения Романа.

Роману понравилась зарубежная курьерша, и он даже подумал, что с удовольствием выполнит