два дня тут же, в роддоме, умерла. А в это время одна из молодых мамаш отказалась от своего ребенка. Вот они его и усыновили.

— Сколько же ему сейчас лет?

— Тридцать два, пожалуй... Да, точно, тридцать два года.

— А чем он занимается?

— Он также, как и отец, писатель. Пишет довольно бойкие современные вещицы.

По прозвучавшему в её тоне едва заметному небрежению, Валерий понял, что Капустина недолюбливает младшего Студенцова. И очень недолюбливает.

— Вы его не любите, Нина Михайловна. Почему?

Она удивленно взглянула на него. Грустно улыбнулась.

— Вам вероятно это показалось... — После довольно продолжительной паузы, кивнула головой, согласилась: — Впрочем, да, не все мне в нем по душе, не все нравится. Можно даже сказать, многое не нравится. Он с детства был как бы сам себе на уме, закрытый со всех сторон настороженностью, будто улитка жестким панцирем. И глаза у него нехорошие. Холодные. Рыбьи. По ним никогда не узнаешь, как он к тебе относится, что думает. После разговора с ним у меня всегда появляется желание встать под горячий душ.

— Откуда это нем?

— Понятия не имею. Студенцовы сами понимали, что с сыном твориться неладное, но, сколько не старались, ничего изменить не смогли. Возможно, это в него с генами безвестных отца с матерью перешло? Во всяком случае, иного объяснения я не могу найти.

— Возможно, — согласился Истомин. — Он женат?

— Был. До прошлого года. В прошлом году поехал с женой отдыхать в Сочи и там ночью на них напала банда каких-то негодяев. Его до полусмерти избили, отняли все деньги, а её изнасиловали, а затем убили. Очень он переживал её смерть. Славная была девушка.

— Преступников нашли?

— Я точно не знаю. Это ведь было в Сочи.

— А сам Студенцов разве не говорил об этом?

— Он не любит, когда его об этом спрашивают. До сих пор не может успокоиться.

— А где он живет?

— Последнее время все больше на даче в Новом Поселке. Там до недавнего времени у Писательской организации было десятка два домов, которые мы сдавали под дачи своим членам. Когда же пришли новые времена, то многие писатели эти дачи приватизировали. Поэтому дача отца Игорю досталась уже по наследству. Однако, у него и в городе прекрасная трехкомнатная квартира. А что он вас, Валерий Спартакович, так зиантересовал? Он что-то совершил?

Капустина была права. Истомина действительно очень заинтересовал Студенцов-младший. Интуитивно он чувствовал, что именно Студенцов сможет ответить на многие вопросы, связанные с самоубийствами и несчастными случаями с богатыми людьми города. И потом, почти одновременная смерть отца жены и родителей Игоря, убийство его жены не могли быть случайными. Да, но и поверить в то, что все они подстроены Студенцовым очень трудно, если вообще возможно. Ответил:

— Нет-нет, это я просто так. Любопытствую. А что же он пишет? Отца я читал. Очень хороший писатель. А вот сына не разу не видел в магазинах.

— И не увидите.

— Это отчего же?

— Потому, что он печатается под псевдонимами.

— И что же это за псевдонимы?

— Детективы он публикует под фамилией Стас Верницкий, а более серьезную — Игорь Крутенин. Хотя серьезной её можно назвать с большой натяжкой.

— А отчего не печатается под своей?

— Не знаю. Возможно, не хочет, чтобы его творчество связывали с творчеством отца. Но это лишь мои домыслы.

На улице была толчея — обычное явление в конце рабочего дня. Люди спешили по своим земным делам, немало не задумываясь, что рядом с ними происходят страшные, чудовищные вещи. Версия, что сын стал убийцей собственных родителей казалась невероятной, но... Но слишком многое говорило именно за нее. Надо посоветоваться с Ивановым. Он наверняка ещё на работе. И Валерий по Каменской отправился в облпрокуратуру.

...Боевые трубы протрубили поход. Все население города высыпало на городские стены, чтобы проводить Великого рыцаря Ланцелота в очередной поход. В северной земле Вергилии Азалии — Родине Марианны, вновь объявился кровожадный дракон, самый страшный из всех когда-либо существовавших. Этот мерский гад никого не щадил, ни стариков, ни женщин, ни детей. Об этом сообщил вчера гонец графа Дриона, прискакавший на взмыленном коне. Драконы давно облюбовали Вергилию местом своих кровавых пиршеств оттого, что её добрые, но свободолюбивые жители не желали жить по драконовским законам, по которым уже давно жил весь остальной мир.

Но вот городские ворота открылись. Из них выехали два рыцаря на прекрасных иноходцах. В одном из них горожане без труда узнали своего любимого рыцаря. Раздались возгласы приветствия, к ногам лошадей полетели цветы. И плакали женщины от любви, восхищения и обожания к герою своих грез. И лица дурнушек становились красивыми, а лица красавиц походили на утреннюю звезду Октавию, что появлется на утреннем небосклоне Вергилии и исчезает с первыми солнечными лучами. Но кто же был вторым рыцарем? По толпе, будто легкий ветерок, прошел возглас удивления. Неужели? Неужели же это виконтесса Дальская?! Да, это была она, красавица Марианна. Воспользовавшись тем, что оруженосец Ланцелота маркиз Сигский слег с приступом лихорадки, она уговорила рыцаря взять её вместо него. И вот теперь она стояла рядом с ним, своим стременем касаясь его стремени, гордая, красивая и изящная в своих серебрянных доспехах, любовно сделанных первым мастером Вергилии кузнецом Анзасом, похожая на статуэтку божества далекой и загадочной страны Тобальго, что находится на расстоянии ста конных переходов от Вергилии. Сейчас Марианна очень походила на свою дальнюю родственницу графиню Изабеллу Юрскую. Предание гласило, что более ста лет назад на Вергилию напали несметные полчища диких кочевников. И когда дрогнули сердца даже самых мужественных рыцарей и казалось, что дни прекрасной страны сочтены и она будет отдана на разграбление и поругание поганым, юная графиня одела кольчугу, села на боевого коня и, обращаясь к рыцарям, сказала:

— Мужественные воины! Вы не раз доказывали свою отвагу на полях брани. Не посрамим же себя и в этот роковой для Отечества час, не запятнаем боевых хоругвий бесчестием и позором, умрем за Родину или победим! Другого нам не дано.

И вдохновленные примером девушки рыцари ринулись на врага. Пораженные их отвагой, кочевники бежали прочь от Вергилии, побросав на поле брани свои длинные и кривые мечи. А портрет графини был помещен в королевском дворце в галерее славы. Бывая во дворце Марианна всегда подолгу задерживалась перед портретом, вглядываясь в прекрасные черты своей далекой родственницы, с каждым разом находя в себе все большее сходство с графиней. Может быть когда-нибудь и её портрет будет висеть в этой галерее. Впрочем, она об этом никогда не думала. Ей достаточно, вот так стоять рядом с любимым рыцарем, смотреть в его мужественное лицо, обмениваться с ним ничего не значащими фразами. Ей этого вполне достаточно. Лишь бы это было и никогда не кончалось.

Ланцелот обратил своего коня к городским стенам и помахал рукой согражданам. Затем сказал Марианне:

— В путь, Малыш! Послужим Отечеству!

Марианне понравилось такое обращение рыцаря. Оно вселило в её душу большие надежды.

А потом они скакали день и ночь, а потом ещё день и ночь. Им все чаще стали попадаться жители Азалии со скорбным исхудалыми лицами и опаленными огнем волосами. Они останавливались и подолгу смотрели вслед рыцарям, желая им удачи. К началу третьего дня Ланцелот и Марианна достигли границ Азалии. Где-то далеко на востоке по земле ходили могучие черные смерчи. Дракон был там. Смерчи образовывались от его мощного храпа.