этого типа шанс? Если учитывать вкусы и запросы мамдам Люсевой, то шанс есть. И весьма существенный. Определенно.

Внимательно наблюдая за приготовлениями мужа, Светлана заподозрила неладное.

— Ты это куда собираешься на ночь глядя? — спросила.

— Спецзадание, — лаконично ответил Дмитрий.

— Это что ещё за задание такое?! — Все больше наливалась подорительностью Светлана. — От тебя духами несет, как от вульгарной женщины.

— А это задание такое. Я должен охмурить и по возможности трахнуть одну весьма влиятельную особу женского пола.

— Дурак и не лечишься! — добродушно рассмеялась она, сняв с мужа все подозрения.

Беркутов давно для себя уяснил, что женщине, а жене в особенности, надо говорить всегда правду. И чем эта правда невероятнее, тем больше шансов, что жена в неё не поверит.

Ровно в семь ноль ноль он вышел из подъезда, сел в «Мутанта» и покатил по знакомой дороге на вечернее рандеву с любительницей мужского ширпотреба. Чего не сделаешь для родного коллектива. Ради освобождения Козициной, он мог даже стать оборигеном острова Таити, сунуть голову прямиком в пасть дракона, лишь бы это привело к нужным результатам. И пусть он недолюбливал Козицину. Это ровным счетом ничего не значило. Она была его боевым товарищем по совместной борьбе. А товарищей в беде не бросают. Вот именно.

Но «Мутант» явно почуял неладное, стал чихать, кашлять и дергаться, как припадочный. А за Матвеевкой вообще остановился. И сколько Дмитрий его не уговаривал, как не материл, он ни на что не реагировал. Стоял, как вкопанный. Вот придурок! Он ведь сорвет всю операцию. А потом оказалось, что придурком был вовсе не «Мутант». Определенно. В баке не было ни капли бензина. На счастье Беркутова вскоре подвернулась милицейская «Волга». Он её тормознул и объяснил ситуацию. Ребята выручили. Дальше до Нового поселка Беркутов добрался без особых осложнений и оказался перед двухжтажным громадным коттеджем Люсевой в восемь часов. На асфальтированной площадке перед коттеджем уже стояли мрачного бутылочного цвета «Шевроле» и ослепительно белая «Вольво». Зная, что соседство с красоткой надолго лишит «Мутанта» покоя и доставит душевные муки, Дмитрий отогнал его подальше, на противоположный край площадки.

Ажурные ворота были настежь распахнуты. Нынче здесь «День открытых дверей». По выложенной гранитными плитами дорожке Беркутов продефилировал до парадных дверей и нажал на кнопку звонка. Дверь тут же распахнулась и Беркутов увидел перед собой вышколенного гренадера в роскошной ливрее с весьма значительным лицом, говорившем о богатой родословной его обладателя. Предки этого добра молодца наверняка служили дворецкими и камердинерами при дворах графов Львовых, Воронцовых, князей Галициных, Шереметьевых, а то и при дворах монарших особ. И вот, докатились до швейцаров мадам Люсевой, бывшей валютной проститутки. А что делать? Куда бедному «крестьянину» податься? Как говориться, — «каков поп, таков и приход». Потому-то и взгляд голубых глаз швейцара был так глубок и печален.

— Вы приглашены? — спросил он.

Думая над своей ролью в этом вертепе бесившихся с жиру богатых развратниц, Дмитрий решил косить под иностранца. Ведь Люсева прежде была не простой шлюхой, а шлюхой валютной, то-есть имела самое непосредственное отношения к «цивилизованному Западу», а потому «иностранцу» с ней будет легче дотолковаться. Определенно. «Гренадер» стоял на пути неодолимой преградой и ждал отывета. А, была не была! Понеслась душа в рай! «А он сказал: „Поехали!“, и махнул рукой».

— Ви говорил — «приглашайт»? Я,я. Моя приглашайт мадам Люсьева. Я, — активно закивал головой Беркутов. Поскольку до недавнего времени в наших лучших друзьях ходил «друг Колль», а уж потом шли «друг Билл», «друг Шерак» и все прочие, Дмитрий решил работать под немца.

Породистое лицо швейцара дрогнуло и расплылось в приветливой улыбке, а могучее, казалось, никогда несгибаемое тело, переломилось в почтительном поклоне. Это соотечественники вызывали у него излишнюю подозрительность, граничащую с параноидальным синдромом. Иностранцы же были вне подозрений. Беркутов уже давно отметил закономерность. что к иностранцам в России были особенно неравнодушны две категории граждан — политики и лакеи. Остальным они были как-то до лампочки. А вот эти две настолько были счастливы от общения с западными друзьями, что готовы были заменить собой всех капельмейстеров военных оркестров. Кроме шуток.

— Проходите, пожалуйста! — подобострастно пророкотал швейцар, не разгибаясь и освобождая дорогу. — Оне-с в гостинной.

И Беркутов вошел в большой, ослепляющий блеском венецианского стекла и утопающий в роскоши дорогих ковров и картин в массивных позолоченных рамах холл, как утопают государственные мужи в объятиях «массажисток», этих юных гетер, вершащих судьбы Отечества. «Гренадер» на полусогнутых семенил впереди и при его росте и комплекции выглядел карикатурно, если не сказать больше. Но самое удивительное, что он умудрился не растерять по дороге своего значительного лица. Видно, эта значительность слишком дорого стоила его предкам. Наконец он достиг массивной белой двери, изукрашенной золотой вязью, распахнул.

— Прошу-с!

И Дмитрий увидел в гостиной сидящей в глубоком кресле женщину. Вернее, поначалу бросились в глаза длинные и мускулистые, как у ипподромского рысака, ноги, обнаженные до этой самой, а потом рассмотрел и все остальное. Остальное тоже впечатляло. И ещё как впечатляло. На вид ей можно дать года тридцать два, от силы — тридцать три. Сильная гибкая фигура с довольно развитой грудью, красивая голова на длинной шее, короткая стрижка пепельных волос, синие наглые глаза, вздернутый носик и большой порочный рот. Если мадам лишить по суду всего её состояния, то она не пропадет. Нет, не пропадет. Прокормится прежней профессией. Во всяком случае, у жителей Судана и Мозамбик она будет пользоваться большим спросом. Определенно.

— Ты кто? — длинный палец Люсевой (а это была несомненно она) со свисающим с него, будто клюв коршуна, ярким ногтем выстрелил Беркутову точно в грудь, То ли Люсева обладала мощным энергетическим зарядом, уже не раз испытанном на подопытных мужиках, Дмитрий не знал, но только почувствовал, что получил пробоину как раз в районе «ватерлинии», а в груди что-то забеспокоилось и заныло. И чтобы окончательно не погибнуть и не пойти ко дну, не отдать душу на поругание этой дьяволицы, схватился за свою любовь, как хватается утопающий за соломинку,

«Светочка! Святая женщина! — мысленно возопил, обращая свой взор на окно, выходящее на север, туда, где в сорока километрах от этого элитного вертепа в уютной квартире проживала его любимая, ничего не подозревавшая какой великой опасности подвергается её непутевый мужинек. — Защити и сохрани! Отверни от от этой горгоны, этой наяды, этой ненасытной вакханки. Не дай погибнуть во цвете лет».

Не поверите, но помогло. Успокоилось сердце и все осталоное. И Беркутов ощутил былую уверенность и почувствовал, как вернулось чувство мужского достоинства. Нет, его круглыми коленками не возмешь. Дохлый номер! Он уже давно вырос из того возраста. Видел в своей жизни и похлеще. И вперив в хозяйку наглый насмешливый взгляд, проговорил:

— Их ест пресса. А вы ест мадам Люсьев? Такой красивый русский баба. Здравствуйте! — Дмитрий подошел и галантно поцеловал руку Люсевой, не упустив однако случая погладить и её упругую ляжку. Люсева сделал вид, что этого не заметила.

— Так ты иностранец?! — удивленно воскликнула она, встрепенувшись. А её впечатляющая грудь в глубоком выразе платья втрепенулась и приняла положение «на изготовку». И это было хорошим признаком. Определенно. Беркутов достал журналистское удостоверение, протянул хозяйке.

— Писал шуть-шуть хотел ваш клуб.

Хозяйка раскрыла удостоверние, прочла, разочарованно проговорила:

— Так ты Самохвалов?

— Это ест майне... Как это? Когда их не хотел называться своя фамилия?

— Псевдоним? — подсказала Люсева.

— Я-я, псевдоним. Тошно. Их ест Густав Любке.

Люсева резким рывком встала с кресла и пошла развитой грудью на предполагаемого противника. Теперь это главное оружие в борьбе с сильной половиной человечества демонстрировало явную