заинтересованность.

— Очень приятно! Людмила Викторовна, — она сунула ему руку с зажатым в ней журналистским удостоверением. Голос её стал низким, а глаза — томные. В них теперь сквозил неприкрытый интерес к «германскому поданному», невесть каким образом оказавшемся в её доме.

"Ой, блин! — вновь запаниковал в нем маменькин сынок, уже готовый сдаться на милость победителя. «Не дрейфь, приятель! Не будь слизняком! — одернул его русский крутой Уокер Дмитрий Беркутов. — Поставленную перед нами задачу отработаем на отлично». Он забрал удостоверение у мадам, ещё раз поцеловал холеную руку, бесцеремонно дотронулся до её роскошной груди, сказал восхищенно:

— Натюраль продукт! Колоссаль!

— Но-но! — игриво ударила его по руке Люсева. — Ишь какой быстрый! А как ты оказался в России?

— О, мой ест болшой поклоник матушка Россия. Горбачев. Перес... Как это?

— Перестройка, — подсказала хозяйка.

— Я-я. Перестройка. Рот фронт. Но пасаран. Их бин цу либен. Натюрлих. Русский женщина. Карашо! — плел Дмитрий все, что забредало в голову, в основном — ахинею.

В это время дверь гостинной открылась и в неё ворвалась молодая женщина, при взгляде на которую, Беркутов понял, что его бенефис не состоялся — подвел его Величество случай. Ну кто же мог предположить, что он здесь встретит свою старую знакомую — старшую дочь четы Кравцовых Элеонору, отец которой при самом непосредственном участии Дмитрия на долгие годы перешел на полное государственное довольствие.

Элеонора также заметила и узнала Беркутова. Приостановилась. Затем, с радостным возгласом:

— Дмитрий Константинович! — продолжила стремительное поступательное движение.

Над головой Беркутова сгустились грозовые тучи, а в воздухе запахло большим провалом, если не сказать больше. Надо было срочно спасать положение.

— Это ест майн кароший знакомый, — пробормотал он Люсевой и с воодушевлением воскликнув: — Майн Гот! — раскрыв объятия, ринулся навстречу Кравцовой. Он поймал её как раз посреди зала, сграбастал и принялся тискать, восклицая: — Какой радость! Какой втреча!

— Но... Но, — пару раз трепыхнулась та, озадаченная поведением Беркутова. — Что вы делаете?

— Молчать! — горячо зашептал ей на ухо Дмитрий, продолжая сжимать её в железных объятиях. — Вы мне всю операцию сорвете. Я здесь представляю германскую разведку. Понятно?

— Какую разведку? — понизила Элеонора голос до шопота, проникаясь ответственностью момента.

— Германскую.

— Так вы что, шпион?

«Вот, блин! Эта алкоголичка кажется всю сообразительность к шутам пропила!» — подумал Беркутов. Сказал:

— Ага. А по совместительству ещё тружусь в родной ментовке.

— А-а! — наконец дошло но её сознания по длинной шее. — Так вы здесь на спецзадании? Ой, как интересно! А кого вы здесь «пасете»? Да отпустите же меня наконец. Вы мне делаете больно.

Дмитрий с трудом расцепил за её спиной онемевшие руки, удивляясь её живучести. Они ныли, будто после сильной судороги.

— Где мы можем поговорить? — спросил.

— Можно на улице. — От неё привычно пахло хересом и дорогими сигаретами.

— А шептаться в обществе некрасиво, — ревниво проговорила Люсева. Из её рук уплывал к другой настоящий «иностранец». Здесь запсихуешь! Верно?

Не удостоив хозяйку ответом, Дмитрий взял Элеонору под руку, развернул к двери, сказал решительно:

— Пойдем! — они направились к двери.

— Густав! Куда же вы? — капризно прокричала им вслед Люсева.

— Айн момент, мадам, — обернулся Беркутов и сделал хозяйке ручкой. Похоже, он сильно достал эту Лукрецию сексуальной политики правительства.

— Так ты что, действительно «косил» под иностранца? — удивленно спросила Кравцова. Она уже опомнилась и стала сама собой — циничной и грубой алкоголичкой с выгорившем напрочь внутренним содержанием, опусташенной и ко всему равнодушной, кроме мужиков, виски, хереса и американских сигарет. Они вышли за ограду и медленно пошли по улице.

— Имею честь представиться... Ты кто сейчас? Мадам? Мадмуазель?

— Мадмуазель.

— Имею честь представиться, мадмуазель. Густав Любке, поборник свободы, демократии и относительного равенства сексуальных меньшинств.

— Ну ты даешь! — рассмеялась Элеонора. — Как пожиывает Светлана?

Со Светланой Дмитрий познакомился как раз в доме Кравцовых. Она работала у них домоуправительницей.

— А что ей сделается. Цветет и пахнет.

— Завидую я ей.

— Нашла чему завидовать.

— Нет, правда. Хороший ты мужик. Надежный. А то, что с прибабахами, так это даже хорошо. Ты все ещё частным сыщиком работаешь?

— Нет. В ментовке пашу. Я же говорил.

— А у нас в клубе тебя что заинтересовало?

Зная характер Кравцовой, Беркутов решил говорить с ней начистоту. Она либо откажется говорить совсем, либо скажет правду.

— Про убийство Звонаревой слышала?

— Еще бы не слшшать. У нас в Поселке в последнее время об этом только и говорят.

— Ты её хорошо знала?

— Конечно. Она ведь состояла в нашем клубе любительниц потрахаться.

— Откровенно, но по существу верно, — по достоинству оценил Дмитрий эту информацию. — У неё был постоянный мужчина?

— Да, — кивнул Элеонора. — В последнее время она путалась с писателем.

Беркутова будто током ударило. Есть!

— Вот как?! Я так и предполагал. Могу даже назвать его фамилию. Это Олег Николаевич Пригода. Угадал?

— Какой ещё Пригода, — возроазила Элеонора. — Это Игорь Студенцов. Здесь же живет, чуть ниже.

И Беркутов понял, отчего после встречи с веселой вдовой у него появилось ощущение, что та его в чем-то надула. Она его пыталась пустить по ложному следу. Точно. Но выидно недостаточно хорошо разыграла возмущение, чем и поселила в его душе сомнения. Вот и верь после этого женщинам.

— Студенцов? Так он же, по моему, старый, как пень.

— Нет. Тот был его отцом.

— А почему был?

— Он погиб вместе с женой в позапрошлом году. А этот молодой. Шикарный мужик. До сих пор не пойму, чем его привлекла эта «корова».

— И долго он с ней?

— Да пару месяцев, пожалуй.

— Ты знаешь, где он живет?

— Знаю.

— Покажешь?

Элеонора пожала плечами.

— Отчего не показать. Пойдем.

Они прошли лесом и через десять минут вырулили на улицу, где, в основном, были скромные