мне только-что рассказали, самым подробнейшем образом. Понятно?

— Понятно, — ответил Беспалов нерешительно. — А может быть вы сами? Я не большой мастер писать.

— Для этого и не нужно быть мастером. Главное — передать все, что с вами произошло. И потом, я не хочу отнимать у вас пальму первенства. Ведь не я вас нашел. Вы сами пришли. А это должно быть отражено в процессуальных документах.

— Хорошо. — Беспалов пересел за журнальный столик и принялся за работу.

— Пойдем покурим, — предложил Сергей Рокотову.

Они вышли в коридор, где у дверей дежурили двое конвоиров — мичман и старший сержант.

— Побудьте пока в кабинете, — распорядился Владимир.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — ответил мичман.

Иванов с Рокотовым прошли в холл, закурили.

— Что думаешь делать? — спросил Владимир друга.

Тот пожал неопределенно плечами.

— Ума не приложу. Всякая наша активная деятельность может Светлане слишком дорого стоить.

— Это точно, — согласился Рокотов. — Значит, будем ждать?

— Ничего другого нам не остается. И если мы не вычислим этого любителя черного юмора, то будем принимать его условия.

— Полагаешь, что это может быть автор пьесы?

— Есть такая мыслишка. А возможно он лишь автор самой идеи, а пьесу написал режиссер. В одном уверен, что ни Янсон здесь главный. За ним кто-то стоит.

* * *

Долгожданный звонок раздался лишь в половине двенадцатого, когда усталось окончательно доконала Иванова и он заснул прямо за столом, подложив под голову руки. Моментально проснувшись, он схватил трубку.

— Иванов слушает, — проговорил он хриплым с просонья голосом.

— Здравствуйте, Сергей Иванович! — раздался приятный и, как показалось Сергею, чуть насмешливый баритон. — А я звоню к вам домой, но телефон не отвечает. Никак не предполагал, что вы ещё на работе. С вашим здровьем и в вашем возрасте совершенно непростительно столько работать.

— Спасибо! Учту на будущее. Но только, полагаю, вы не для этого позвонили?

— Да, вы правы, совсем не поэтому. Разрешите представиться. Сергеев Иван Сергеевич. — Баритон рассмеялся.

Весело ему, видите ли. Сергей едва сдержался, чтобы не ответить ему одним из тех крепких ругательств, которыми не так давно потчивал себя. Но вовремя взял себя в руки, мрачно сказал:

— Это у вас такой юмор. Понятно.

— Чем располагаем. Нам конечно далеко до вашего...

— Короче, каковы ваши условия освобождения Козициной? — перебил Сергей мужчину.

— Значит вы решили сразу перейти к деловой части нашего разговора? В принципе, я не против. Итак, неприменным условием её освобождение будет сворачивание вами следствия по самоубийствам и несчастным случаям. Самоубийства должны остаться самоубийствами, а несчастные случаи — несчастными случаями. Тем более, что по ним уже приняты однажды решения. Мы заранее предвидели, что у вас будут определенные трудности с самоубийством Шмыгова из-за наличия заключений по двум экспертизами и уже позаботились об этом. Скоро вы получите по почте два точно таких же акта, но с противоположными выводами. Так-что и здесь у вас не должно быть проблем. Как говориться, «и волки сыты, и овцы целы».

— Понятно. А как же быть с убийствами актеров?

— Ну а здесь, вообще все просто. Счастье Беспалова, что он вовремя оказался у вас. Он вообще счастливчик. Да. Только вы не очень доверяйте всем его рассказам. У него ярко выраженная шизофрения в форме мании преследования. Посмотрел спекталь и, вдруг, решил, что все это происходило именно с ним и принялся мстить актерам. Бывает. Только, уверяю вас, что его показания вам никто не подтвердит. Никто из актеров ни в какой Горной Шории никогда не был, а самого Беспалова в глаза не видел. Да и такого дома отдыха в природе не существует. Это плод воображения автора пьесы. Вот примерно так обстоят дела. Вы принимаете наши условия?

— Если я вам скажу, что принимаю, то вы тут же отпустите Козицину?

— Разумеется — нет. Это может произойти лишь в том случае, когда мы полностью убедимся, что вы выполнили ваши условия.

— А где гарантии, что с ней что-то не случиться после этого?

— Никаких гарантий, Сергей Иванович. Абсолютно. Мы ведь не Госстрах, гарантий не даем. Вам придется поверить нам на слово, что где-нибудь через пару месяцев Светлана Анатольевна пришлет вам открытку из одной нейтральной, но дружественной нам страны, где сообщит, что жива-здорова и мечтает о встрече с вами. Вот такой примерно предлагается сюжет с хэппи эндом. Вы согласны?

— Согласен. Но только если с ней что...

— А вот этого не надо, Сергей Иванович. Не будем портить впечатления от нашего разговора. Обойдемся без угроз и оскорблений. До свидания!

Иванов услышал корткие гудки и дал выход клокотавшей в нем ярости.

— Суки! Гады! — закричал он, бросая трубку и потрясая кулаками. Ему захотелось вскочить, разбежаться и шандарахнуться головой в стену, как это делал в его детстве их сосед по дому дядя Семен. До войны Семен был уркой, вором-домушником, но, вернувшись с фронта после ранения и контузии, решил покончить с прошлым и поступил на завод. Женился. У него родилась дочь. Жизнь постепенно наладилась и, казалось, Семен навсегда покончил с довоенным прошлым. Так думал он сам. Так думали его соседи по коммунальной квартире, любившие его за веселый нрав и широкую душу. Но так не думали его бывшие дружки урки. И однажды, когда он вернулся с ночной смены, он встретил в своей квартире сотрудников милиции и узнал о страшной новости. Ночью у него в комнате побывали его прежние дружки, убили его жену и изнасиловали двенадцатилетнюю дочь. Мерзавцев вскоре задержали, судили. А Семен после этого сильно запил. А напившись, выходил во двор, буянил, костерил почем зря весь белый свет и с диким ревом, забежавшись, бился головой о стену дома до тех пор пока его всего окровавленного не связывали мужики. Глядя на эту жуткую картину, Сергей ни тогда, ни потом никак не мог понять — зачем он это делал? И лишь сейчас до него дошло, что Семен пытался таким образом заглушить терзавшую его душевную боль. Зачастую физическая боль ничто в сравнению с этой болью. Первую можно заглушить таблеткой, водкой, наркотиками, наконец. От второй же нет спасения. Это точно.

Если честно, то Дмитрий Беркутов относился к Светлане Козициной, как сказал бы его друг Юра Дронов, весьма и весьма индифферентно, а по нашему, по простому — очень он её недолюбливал. Определенно. Считал слишком деловой и серьезной, сторонился и даже побаивался. За полтора года работы в одном управлении они с друг другом не обмолвились и десятком ничего незначащих фраз. Точно. Обидно было и за своего товарища Вадима Сидельникова, страдающего по этой надменной красотке. В детстве он таких девчонок нещадно дергал за косички и не упускал случая подставить подножку. Они платили ему за это ледяным презрением. Словом, не любил он Светлану. Но известие о том, что её взяли в заложницы воспринял как личное оскорбление и страшно возмутился.

Утром Рокотов собрал всех на оперативку и предупредил, что до решения вопроса со Светланой никому не принимать по делу никаких активных действий.

— Главное — нам нужно вычислить, где её прячут, — сказал полковник. — Но делать это необходимо крайне осторожно, чтобы не возбудить подозрений у тех, кто её захватил. Используйте «источники», другую информации, но никого из актеров театра и рабочих сцены трогать нельзя. Понятно?

Это ещё больше возмутило Дмитрия. Чтобы какие-то педики диктовали что ему делать?! Ну уж нет! Он никак не мог смириться с подобным положением вещей. Но что же делать?

Позвонил Слава Бочкарев и сообщил, что Каспийский изчез.

— В каком смысле — изчез? — не понял Беркутов.

— В самом прямом — его нигде нет.