– У тебя вкус бывалого алкаша, – не удержался я.

– Господи, я даже не знал, что в «Подвале у Филены» такой отстой, – вторил Луис. – Это же настоящее дерьмо.

Эйнджел покачал головой и улыбнулся:

– Я воплощаю концепцию, – сказал он голосом учителя, объясняющего урок паре отстающих учеников.

– Да знаю я твою концепцию! – взорвался Луис. – Ты заявляешь: «Убейте меня, у меня нет вкуса». Тебе надо носить плакат «Буду свалкой отходов моды».

Было так здорово снова оказаться рядом с ними. Эйнджел и Луис, похоже, самые близкие мои друзья. Они были рядом, когда мой поединок со Странником подходил к концу, и они же вместе со мной смотрели в дула пистолетов отмороженных бойцов из бостонской гвардии Тони Сэлли, чтобы спасти жизнь девушки, которую в глаза не видели. Их серая мораль, смягченная соображениями выгоды, оказалась ближе к праведности, чем добродетель многих правдолюбцев.

– Как дела в захолустье? – поинтересовался Эйнджел. – По-прежнему живешь в сельских трущобах?

– Мой дом не трущоба.

– Там даже ковров нет.

– Зато полы из дерева.

– Ха, полы из дерева! Если доски бросили на землю, они еще не стали полом.

Он отпил пиво, дав мне возможность поменять тему.

– А в городе что новенького? – поинтересовался я.

– Умер Мэл Валентайн.

– Мэл-псих?

Псих Мэл Валентайн прошел весь путь уголовника от А до Я: поджог, ночная кража со взломом, мошенничество, наркотики, скотоложство... если бы он не скончался, зоопарку Бронкса в скором времени пришлось бы приставлять к своим зебрам охрану. Эйнджел кивнул:

– Всегда думал, что его кличка несправедливая какая-то. Может, он и был малость придурочным, но «псих» – это по меньшей мере принижение его способностей.

– Как он умер?

– Случайность в саду в Буффало. Он пытался проникнуть в дом, когда хозяин прикончил его граблями.

Эйнджел поднял бокал в память о Мэле Валентайне, жертве садовых работ.

Рейчел появилась несколько минут спустя, гораздо раньше, чем ожидалось, в длинном желтом пальто до щиколотки. Ее длинные рыжие волосы были перехвачены сзади и удерживались парой декоративных деревянных шпилек.

– Хорошая прическа, – заметил Эйнджел. – Ты все каналы принимаешь с этими штуками или только местные?

– Наверно, плохо с настройкой: я тебя слышу.

Она вытащила шпильки и распустила волосы. Они коснулись моего лица, когда она легонько меня поцеловала, здороваясь и усаживаясь со мной рядом, потом заказала «Мимозу». Я не видел ее почти две недели и сразу ощутил прилив острого желания, когда она положила одну ногу в черном чулке на другую и ее короткая черная юбка поднялась до середины бедра. На ней была белая мужская рубашка, верхняя пуговичка расстегнута. Она всегда носила рубашки таким образом, только с одной расстегнутой пуговицей: иначе были бы видны многочисленные шрамы на груди, нанесенные рукой Странника. Усевшись она поставила рядом с собой огромную сумку. Внутри было что-то красное и явно дорогое на вид.

– «Needless Markup», – присвистнул Луис. – Да ты прямо раздаешь денежки направо-налево. Если у тебя их куры не клюют, можно мне немного?

– Стиль стоит денег, – ответила она.

– Точно, – согласился Луис, – постарайся убедить в этом другую половину присутствующих.

Двадцать пять процентов в лице Эйнджела рылись в огромном пакете, пока не нашли чек, который быстро выронили и подули на пальцы, будто обожгли их.

– Что она купила? – поинтересовался Луис.

– Судя по чеку, дом, а может быть, и два.

Она показала им язык.

– Ты сегодня рано, – заметил я.

– Как-то ты расстроено это сказал. Я помешала разговору о футболе или о ралли на грузовиках?

– Мыслишь стереотипами, а еще психолог.

Мы еще немного поболтали, потом пошли через дорогу в «Анаго» и еще пару часов провели в разговорах ни о чем и обо всем за олениной, говядиной и жареным лососем. Когда подали кофе и троица попивала арманьяк, я рассказал им о Грэйс Пелтье, Джеке Мерсье и смерти Джосси Эпштейна.

– И ты думаешь, что ее отец прав насчет того, что она не покончила с собой? – уточнил Эйнджел, когда я закончил.

– Просто концы не сходятся. Мерсье мог бы надавить на следствие через Огасту, но привлек бы