— Почему сегодня она так быстро ушла из бара?

— Она сказала, что процесс завершен, завтра состоятся заключительные выступления, так что ее больше не волнуют подробности следствия. Заявила, что отпускает меня на волю.

— Но на этом дело не закончится. Ты ведь сам понимаешь, разве не так? Теперь, как только ей понадобится какая-то закрытая информация по нашей линии, она будет обращаться к тебе. Ты у нее в кулаке, дружок.

— Знаю. Придется с этим жить.

— И ради чего все это? Какую цену ты ей назначил — тогда, в первый раз?

— Я хотел, чтобы она заплатила по одной из моих закладных... Я заложил дом, и теперь не могу ни продать его, ни выкупить. Просто не представляю, что делать.

— А как со мной? Тебя не волнует, что мне-то теперь делать?

— Волнует. Конечно, волнует.

Босх снова посмотрел на музыкантов. Они продолжали играть Стрейхорна, на сей раз — «Кровавый счет». Лучше всех был саксофонист — он не фальшивил и не сбивался с такта.

— Что ты теперь будешь делать? — спросил Эдгар.

Босху не надо было раздумывать над ответом, он его уже знал. Не отрывая глаз от саксофониста, он ответил:

— Ничего.

— Ничего?

— Вопрос в том, что будешь делать ты. Я с тобой, приятель, работать больше не могу. Понимаю, что сейчас мы завязаны с Ирвингом, но — на этом все. Когда закончим, ты пойдешь к Паундсу и попросишь, чтобы тебя перевели из Голливуда.

— Но свободных мест в отделах по борьбе с убийствами больше нигде нет. Ты же знаешь, как редко появляются вакансии.

— А я и не говорю про убийства. Я только сказал, что ты попросишь о переводе. О переводе на первую же попавшуюся вакансию, понимаешь? Пусть тебе даже придется регулировать движение на перекрестке Семьдесят седьмой — ты возьмешь любое свободное место.

Он посмотрел на Эдгара, рот которого слегка приоткрылся, и добавил:

— Это цена, которую ты заплатишь за предательство.

— Но ведь я занимаюсь расследованием убийств, ты знаешь! Как же так?

— Больше ты ими заниматься не будешь, и это обсуждению не подлежит. Если только не хочешь пообщаться с отделом внутренних расследований. Либо пойдешь к Паундсу сам, либо к нему пойду я. Я не могу больше с тобой работать. И на том закончим.

После этих слов он снова стал смотреть на квартет. Эдгар сидел молча, и Босх велел ему уходить.

— Уходи первым. Я не хочу идти вместе с тобой к Паркер-центру.

Эдгар поднялся и, потоптавшись у столика, сказал:

— Когда-нибудь наступит день, и тебе понадобятся все твои друзья. В этот день ты вспомнишь о том, что сделал со мной.

— Я знаю, — ответил Босх, не глядя на него.

После ухода Эдгара Босху все же удалось привлечь к себе внимание официантки, и он заказал еще порцию виски. Квартет играл «Проверку дождем», сдабривая ее неплохой импровизацией, которая так нравилась Босху. Виски стало согревать его изнутри, поэтому Гарри откинулся в кресле, курил и слушал музыку, стараясь не думать обо всем, что связано с копами и убийцами.

Однако вскоре он почувствовал, что рядом с ним кто-то есть, и, повернувшись, увидел Бреммера. Тот стоял возле его столика с бутылкой пива в руке.

— Судя по тому, с какой физиономией ушел отсюда Эдгар, он здесь больше не появится. Могу я к тебе присоединиться?

— Он-то больше не появится, так что можешь делать что угодно, но предупреждаю: я — вне службы, вне протокола и вне дела.

— Иными словами, ни хрена не скажешь?

— Ты совершенно правильно меня понял.

Репортер уселся и закурил. Его маленькие, но острые зеленые глазки щурились сквозь дым.

— Ну и ладно, потому что я тоже не на работе.

— Бреммер, ты всегда на работе. Даже сейчас, если я скажу неосторожное слово, ты нипочем его не забудешь.

— Надо полагать. Но ты забыл времена, когда мы с тобой так хорошо работали. Помнишь мои статьи, которые тебе так помогали, Гарри? И вот, стоило написать одну-единственную статью, которая пришлась тебе не по душе, и — все забыто! Теперь я для тебя всего лишь «этот паршивый репортер, который...».

— Да ни черта я не забыл. Ты же сейчас сидишь рядом со мной, верно? Я помню все, что ты сделал для меня, и все, что сделал против меня.

Какое-то время они молча слушали музыку. Мелодия оборвалась как раз в тот момент, когда официантка поставила на стол перед Босхом третью двойную порцию «Джек Блэк».