Босх не знал, что на это ответить, и за столом воцарилось долгое молчание.

— Как бы то ни было, — сказал наконец Ирвинг, — для того, чтобы прийти к такому заключению, мне понадобилось четыре года. Впрочем, лучше поздно, чем никогда.

— Могу я процитировать вас завтра в суде, во время заключительных выступлений?

Лицо Ирвинга скривилось, челюсти сжались, словно он набил полный рот холодной квашеной капусты.

— Не заставляйте меня распространяться на эту тему. Вы понимаете, что я имею в виду? Городская прокуратура — всего лишь школа. Школа для юристов, ведущих дела в суде. А за их обучение платят налогоплательщики. К нам приходят сосунки, приготовишки, ничего не знающие о судопроизводстве. Учатся они на ошибках, которые сами же и совершают во время процессов — за наш счет, естественно. А когда они наконец выучатся и начнут как следует разбираться в своем деле, они уходят и принимаются засуживать нас самих!

Босх никогда не видел Ирвинга таким возбужденным. Тот будто скинул с себя маску важной персоны, которую, не снимая, носил вместе с полицейской формой. Гарри слушал как завороженный.

— Извините, — сказал Ирвинг, — я отклонился от темы. В любом случае, желаю вам удачи с этими присяжными, но пусть вас это не волнует.

Босх промолчал.

— Знаете, Босх, стоит мне полчаса пообщаться с лейтенантом Ролленбергером, как у меня возникает непреодолимое желание получше присмотреться к самому себе, ко всему нашему управлению и к тому, куда мы двигаемся. Это уже не то полицейское управление Лос-Анджелеса, в которое пришел я или вы. Он — неплохой администратор, как, впрочем, и я. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Но мы не можем забывать о том, что мы — копы...

Босх не знал, что сказать и стоит ли вообще что-либо говорить. У него было чувство, что у Ирвинга уже начали путаться мысли. Как будто он хотел о чем-то сказать, но судорожно искал какие-то другие темы для разговора.

— Ганс Ролленберг... Ну и имечко! Бьюсь об заклад, что подчиненные называют его Гансом Недотрогой. Угадал?

— Бывает.

— Я так и думал. Знаете ли, Гарри, ведь я проработал в управлении тридцать восемь лет.

Босх молча кивнул. Разговор становился все более странным. Раньше Ирвинг никогда не называл его по имени.

— После окончания академии я много лет проработал патрульным полицейским в Голливуде... Помните вопрос, который Денежка Чэндлер задала мне относительно вашей матери? Так рассудили на небесах, и я в самом деле очень скорблю о вашей потере.

— Это было давно, — сказал Босх и помолчал. Ирвинг сидел, устремив взор на свои руки, сцепленные на столе. — Если дело в этом, я думаю...

— Видите ли, я в тот день был там — вот что я хотел сказать вам с самого начала.

— В какой день?

— Когда была убита ваша мать, я был дежурным офицером.

— Вы?

— Да, и именно я нашел ее тело. Я пешком патрулировал Бульвар и заглянул в аллею, ведущую от улицы Гоуэр. Я обязательно туда заглядывал, когда был на дежурстве. Там я ее и обнаружил... Когда на суде Чэндлер показала мне тот рапорт, я сразу его узнал. Ведь там стоял даже номер моего полицейского значка — только она-то его не знала. Если бы ей это стало известно, вот тогда бы уж она вволю порезвилась.

Босху с трудом удавалось усидеть на месте. Теперь он был рад, что Ирвинг на него не смотрит. Он знал — или думал, что знает, — о чем тот не договаривает. Если Ирвинг регулярно патрулировал Бульвар, то он знал мать Босха при ее жизни.

Ирвинг поглядел на Босха, затем отвел глаза и стал смотреть в другой конец комнаты. Внезапно его взгляд упал на цветок.

— Кто-то сунул окурок в мой фикус, — сказал он. — Не вы, Гарри?

Босх открыл плечом одну из стеклянных дверей Паркер-центра, одновременно с этим прикуривая сигарету. Он до сих пор не мог прийти в себя от того, что рассказал ему Ирвинг. Босх всегда предполагал, что хоть кто-нибудь в управлении мог знать либо ее саму, либо ее историю, но никогда при том не думал об Ирвинге.

Направляясь через южную стоянку к своему «капрису», Босх вдруг заметил Джерри Эдгара. Тот стоял на перекрестке улиц Лос-Анджелес и Первой в ожидании зеленого света для пешеходов. Взглянув на часы, Босх увидел, что было уже одиннадцать минут шестого — время, когда все расходились по домам. Он решил, что Эдгар, видимо, держит путь либо в «Севен код», либо в «Красный ветер», чтобы пропустить кружечку пива, прежде чем сражаться с бесконечными пробками на шоссе. «Неплохая идея», — подумал Босх. Шиэн и Опельт, вероятнее всего, уже сидели на табуретках в одном из этих баров.

К тому времени, когда Босх дошел до угла, Эдгар уже опередил его на полтора квартала и двигался вверх по Первой улице в сторону Седьмой. Босх побежал рысцой. Впервые за долгое время он почувствовал настойчивую потребность в алкоголе. Ему хотелось хотя бы ненадолго позабыть о Черче, Море, Чэндлер, о своих собственных секретах и о том, что он услышал от Ирвинга в комнате для совещаний.

Однако Эдгар прошел мимо «Севен код», даже не посмотрев в его сторону. Он перешел через улицу Спринг и двинулся вдоль здания «Таймс» по направлению к Бродвею. 'Значит, пошел в «Красный ветер», — сообразил Босх.

Дела у «Красного ветра» шли не ахти. Прежде всего, заведение проигрывало от того, что «Вейнхардс»