— Вряд ли у нее получится. Тогда она будет летать вслепую.

— Не будет. У нее есть источник в управлении. Кто-то ведь сообщил ей о записке.

— Если она до этого доберется, я потребую конфиденциальной консультации.

Не очень-то обнадеживающий план. Босх взглянул на часы, прикидывая, успеет ли он выкурить сигарету. Решив, что времени не хватит, он встал и пошел к стойке для свидетелей. Когда он проходил мимо Чэндлер, писавшей что-то в блокноте, та, не поднимая головы, сказала:

— Великая загадка жизни.

— Да, — ответил Босх, не глядя на нее.

Босх сел на стул и стал ждать. Тут он увидел, как в зал входит Бреммер с корреспондентом «Дэйли ньюс» и парочкой репортеров из телеграфных агентств. Кто-то пустил слух, что вот-вот должен начаться кульминационный акт представления.

Снимать в залах федерального суда было запрещено, поэтому одна из телекомпаний прислала художника, которому предстояло делать зарисовки во время процесса.

С места для свидетелей Босх наблюдал, как работает Чэндлер. Рядом с ней, сложив руки на столе и пряча глаза от Босха, сидела Дебора Черч. Спустя мгновение отворилась дверь комнаты для присяжных, и они гуськом потянулись за свою загородку. Затем вышел судья. Увидев, как Чэндлер с желтым блокнотом в руках направляется к стойке, Босх сделал глубокий вдох и приготовился.

— Мистер Босх, — начала она, — скольких людей вы убили?

Белк немедленно заявил протест и потребовал консультацию. Он, Чэндлер и секретарь суда сгрудились возле судьи и шептались в течение пяти минут. Босх слышал только обрывки слов и фраз, причем громче других бубнил Белк. Он пытался доказать, что на процессе рассматривается только один случай стрельбы — связанный с Черчем, все же остальные к делу не относятся. Босх услышал, как Чэндлер возразила. По ее мнению, эта информация являлась важной, поскольку должна была проиллюстрировать внутренний настрой ответчика. Босх не расслышал, что ответил им судья, но, когда все разошлись по своим местам, тот объявил:

— На заданный вопрос должен быть дан ответ.

— Я не могу, — заявил Босх.

— Детектив Босх, суд приказывает вам ответить на вопрос.

— Я не могу на него ответить, судья. Я не знаю, скольких людей я убил.

— Вы принимали участие в боевых действиях во Вьетнаме? — спросила Чэндлер.

— Да.

— В чем заключались ваши обязанности?

— Я был траншейной крысой. Должен был пробираться во вражеские траншеи. Иногда это оканчивалось стрельбой. Мне приходилось использовать взрывчатку с целью уничтожения фортификационных сооружений противника. Я не мог знать, сколько народу там находилось.

— Хорошо, детектив. Сколько людей вы убили с тех пор, как покинули военную службы и стали работать в полиции?

— Троих, включая Нормана Черча.

— Не могли бы вы рассказать нам о двух других инцидентах? Хотя бы в общих чертах?

— Один произошел до Черча, второй — после. Первый раз я застрелил человека во время расследования дела об убийстве. Я отправился допросить того, кого считал просто свидетелем. Оказалось, что он и был убийцей. Когда я постучал, он выстрелил сквозь дверь, но в меня не попал. Тогда я выбил дверь и ворвался внутрь. Я услышал, как он убегает с задней стороны дома. Я последовал за ним во двор — он как раз перелезал через забор. Когда он уже готов был спрыгнуть на другую сторону, он обернулся, чтобы выстрелить в меня еще раз. Я выстрелил первым, и он упал.

Второй случай произошел уже после Черча. Вместе с ФБР я расследовал дело об убийстве и ограблении. Случилась перестрелка, в которой участвовали двое подозреваемых, с одной стороны, и я и мой напарник — агент ФБР — с другой. Одного из подозреваемых я убил.

— Значит, в двух этих случаях люди, которых вы убили, были вооружены?

— Совершенно верно.

— Три случая стрельбы со смертельными исходами — многовато даже для ветерана, прослужившего двадцать лет, не так ли?

Босх подождал с ответом, думая, что Белк заявит протест, но толстяк был слишком занят писаниной в своем блокноте.

— Гм, я знаю полицейских, прослуживших по двадцать лет, которым ни разу не пришлось даже вытащить револьвер, и знаю тех, на чьем счету есть и по семь смертей. Все зависит от того, какие дела ты расследуешь, все зависит от случая.

— Случая счастливого или несчастного?

На сей раз Белк все же заявил протест, и судья его поддержал. Чэндлер быстро двинулась дальше.

— После того, как вы убили безоружного мистера Черча, испытывали ли вы неприятные ощущения?

— Нет. До тех пор, пока на меня не подали в суд и я не узнал, что адвокатом будете вы.

В зале раздался смех, улыбнулась даже Хани Чэндлер. После того, как резким окриком со своего насеста судья утихомирил публику, он велел Босху конкретно отвечать на вопросы и воздерживаться от личных выпадов.

— Никаких неприятных ощущений я не испытывал, — ответил тогда Босх. — Как я уже говорил, я