не его сын… Пусть Виолетта от нас отстанет! Пусть успокоится!

Елена Максимовна понимающе кивала, глядя на нее.

– Да, я позвоню ему, скажу… Юрий говорил, что Кирилл может претендовать на его наследство.

– Виолетта этого не допустит! Она сживет Кирилла со свету!.. Не нужно нам ничего. Пусть они все от нас отстанут!

– Да, я позвоню… Прямо сейчас и позвоню… Пусть он уймет свою ненормальную жену!

– Только про Виолетту ничего не говорите, – отчаянно мотнула головой Инга. – Не надо про нее ничего говорить. Как будто мы ничего не знаем… Я… Я должна ее остановить!

Инга боялась вступать в схватку с Виолеттой. Но выбор уже сделан, и она не имела права остановиться.

– С ножом нужно что-то делать… Вымыть и выбросить…

Она была уже в ванной, когда в голову пришла умная мысль. Не нужно смывать кровь с ножа, его надо подбросить самой Виолетте. С врагом нужно бороться ее же оружием…

Но где спрятать нож? Квартиру хоть и обыскали уже, но не факт, что эта процедура не повторится. И в подъезде нож не спрячешь, а чердак и подвал наверняка закрыты…

Преодолев свой страх, прочно закрепив нож на поясе под шубой, Инга спустилась вниз, вежливо выпроводила участкового из своей машины и отправилась домой, к родителям. Она знала, где спрятать проклятый нож…

Кирилл не выносил запаха табачного дыма, но сигарета лежащей рядом с ним девушки не раздражала его. Длинноволосая красавица держала ее в манерно изломленной руке, сжимая изящными длинными пальцами. Одежды на ней не было, но это ничуть ее не смущало. Она лежала на спине, никого не замечая. Одна нога заброшена на другую, согнутую в коленях, пышный бюст высоко бугрится, не растекаясь под действием силы тяжести. Она вообще не подвластна законам физики. Спина у нее не затекает от долгой лежки, и нет желания сменить позу. И прохладный воздух тюремной камеры не вызывает у нее озноб, и не пытается она отобрать у Кирилла одеяло, чтобы укрыться. А дымящаяся в ее руке сигарета никогда не истлеет. Потому что красавица эта рисованная – плод воображения какого-то арестанта, давшего мастер- класс по граффити. Видно, большим умельцем был этот парень, и в красках он не был стеснен. Тело у девушки естественного цвета, волосы черные, губы и ногти рубиновые… Только вот тепла в ней нет. Холодная она, бездушная. И неживая. Если даже у Кирилла появилась возможность всовывать руку в стену, он бы не стал обнимать эту красотку…

Чем отличается хорошее от плохого? А хотя бы тем, что к одному привыкаешь быстро, а к другому – медленно и со скрипом. Кириллу повезло, он знал, что такое тюрьма, и деньги у него были, чтобы взять их с собой. А еще при оформлении он договорился с прапорщиком на приемке, сказал, что ему нужно в камеру для некурящих, и подкрепил свою просьбу пятитысячной бумажкой. Таких камер в «Петрах» быть, разумеется, не могло, но мент и не стал воспринимать все буквально. Кирилла определили в обычную малоразмерную камеру, пустующую после того, как всех ее обитателей переправили в следственный изолятор, куда ему только предстояло попасть, возможно, в самое ближайшее время.

Но недолго Кирилл чувствовал себя королем. Утром следующего дня к нему подсадили одного пассажира, затем другого, и он оказался в «камере для курящих». Впрочем, табачный дым оказался его единственный проблемой. Один арестант попал на нары за уклонение от налогов, другой за то, что сбил на машине человека, третий с кем-то крепко подрался по пьяной лавочке. Контингент совершенно не конфликтный, и Кириллу не нужно было вести борьбу за выживание…

Впрочем, скоро эти тюремные цветочки станут волчьими ягодками. Рано или поздно он попадет в камеру следственного изолятора, где люди в ожидании приговора сидят месяцами; там и смотрящий будет, и блатная элита, и там уже придется напрягаться вовсю, чтобы не посрамить себя, не опуститься в болото, где обитают камерные черти…

За покушение на убийство он может получить пять-шесть лет строгого режима. Из-за прежней судимости об условном сроке и думать нечего. Даже самый лучший адвокат не сможет умилостивить судью… А может, и не надо никого уговаривать? Может, и не нужно сопротивляться обстоятельствам?

Может, не так уж и важно, кто подставил его, Виолетта или кто-то другой. Главное, что ему вот-вот предъявят обвинение. Не он пытался убить Антона, но ведь сколько на нем других грехов, сколько трупов… За то, что сотворил он в прошлом, ему бы грозило пожизненное заключение в будущем. Но, может, само Провидение шлет ему эту возможность искупить хотя бы часть своих грехов? Может, и не нужно сопротивляться следователю, взять на себя чужую вину. Может, там, на Небесах, именно этого и ждут от него? Вдруг это проверка на вшивость, которую он должен пройти? Что, если признание вины станет для него покаянием за прошлое?..

Кирилл так глубоко утонул в своих раздумьях, что не услышал, как открылась дверь в камеру, как появился новичок. Он обратил на него внимание лишь после того, как тот подошел к его шконке.

– Эй, это мое место!

Перед ним стоял двухметровый детина с могучей шеей и накачанными плечами. Лоб и надбровья, как у неандертальца, массивный нос, тяжелая челюсть, черты лица резкие, грубые. Интеллект и сила у него, похоже, одного уровня – бычьего.

– Ну, твое так твое, – не стал спорить Кирилл.

Он покорно поднялся со своей шконки, встав лоб в лоб с агрессивным новичком.

– Мест в тюрьме много. Только сумку возьму…

Ноги он оставил в прежней позиции, а телом повернулся к нарам, чтобы взять лежащую в изголовье сумку. Но вдруг резко развернулся к амбалу лицом и с силой ударил его кулаком в солнечное сплетение.

– Ой-е! – сложившись пополам, простонал детина.

Или он совершенно ничего не соображал от боли, а может, просто не понимал, что в этой позе он уязвим для очередного удара. Сложив руки в замок, Кирилл проверил на прочность его верхние позвонки. Жалобно хрюкнув, амбал рухнул на колени, после чего беспомощно завалился набок.

Кирилл сел перед ним на корточки, взял за подбородок, приподнял ему голову так, чтобы тот мог смотреть на него.

– Как зовут?

– Дема… – не в состоянии дерзить, прохрипел тот.

– Тебя что, Дема, вежливости не учили?

– Извини.

– Молодец, хороший мальчик… Первый раз в командировке?

– Где?

– Давай обойдемся без рифмы. Мы здесь люди вежливые и культурные, не выражаемся… Менты тебя в командировку отправили, понял?

– Ы-ы, да…

– И я понял, что ты первоход. Кто ж тебя научил так плохо себя вести? Не с того знакомство с людьми начинаешь… Да, кстати, если ты не знаешь, у нас тут демократия. И сегодня ты моешь пол…

– Э-э, не буду…

– Будешь, Дема, будешь.

С внешней безмятежностью Кирилл вернулся на свою шконку, лег, вытянув ноги. Он смотрел на поднимающегося с полу детину, осознавая свою перед ним беспомощность. Дема мог наброситься на него, тупо задавить своей массой.

Но парень уподобился объезженному быку, сильному, но морально подавленному. Он не стал нападать на Кирилла. Поднявшись с пола, с унылым видом сел на свободную шконку. Какое-то время он молча, исподлобья разглядывал обитателей камеры. С ним никто не разговаривал, и это, по-видимому, стало его тяготить. В конце концов, не выдержав сгустившейся вокруг него тишины, он взялся за тряпку…

Кирилл небрежно усмехнулся, глядя на него. Парень, что называется, попал, и ему осталось только объяснить, что после такого прогиба путь в арестантскую элиту для него закрыт. Но дело в том, что Кириллу не хотелось никому ничего объяснять. Он чувствовал, что его тяготят тюремные порядки. И еще ему вовсе не хотелось лезть в тюремную иерархию… Отмотать бы срок в серой мужицкой массе и домой, к Инге. Если, конечно, она будет его ждать…