Участковый взял его за руку и повел к своей машине.
– Ты задержан, Бочков!
– Но меня избили, я в крови...
– Вот и дашь показания!
От Козакова пахло потом, табаком, пивом, сушеной рыбой и волчьим коварством, Тимоша мог побиться об заклад, что показания придется давать в «обезьяннике», среди уголовников, как в прошлый раз. Но участкового лучше не злить. Когда-то давно, три-четыре года назад, Тимоша в кровь избил его сына, мальчугана детсадовского возраста; за ту блестящую победу он сейчас и расплачивался.
Козаков привел Тимошу в отдел милиции, передал на руки дежурному по части, который отправил его в пустующую камеру временного задержания. Там в тоске и одиночестве он провел пару часов, прежде чем им занялся дознаватель Кипелов, печально знакомый по прежнему инциденту.
– Эх, Бочков, Бочков...
Дознаватель также носил очки, но это почему-то не сподвигало его к солидарности с Тимошей. Он смотрел на него, как на врага всех униженных и оскорбленных.
– С кем ты в этот раз подрался? С девчонкой малолетней?
– С малолетней? Да это ж Эльвира, из «Звездного дома». Ей уже девятнадцать, как и мне...
– А полез к ней зачем? – удивленно спросил старший лейтенант. – Чем она тебе не угодила?
– Да она сама!.. – возмущенно протянул Тимоша.
– Что сама?
Он решил, что не стоит рассказывать о сетевом хулиганстве собственного исполнения. Вряд ли Кипелов похвалит его или попросит обгадить еще кого-нибудь из эстрадных звезд.
– Сама ударила... Я к ней подошел, чтобы автограф у нее взять, а она как даст мне!
Тимоша провел рукой по растекшейся уже шишке под правым глазом.
– Козаков, между прочим, видел, как она меня била. Он за ней не погнался, он меня к вам привел...
– Но в прошлый раз ты первый ударил мальчишку. Сам же и схлопотал...
– Да не трогал я ее, честное слово...
– Заявление будешь писать? На нее, на Эльвиру, заявление...
– Э-э, да надо бы... – замялся Тимоша.
Он осознавал свою вину перед девушкой, но еще более ясно понимал, что за Эльвиру могут вступиться сильные мира сего. Девушка она красивая, знаменитая, может, у нее родители богатые или жених круче некуда. Что, если подъедут к нему брутальные парни в черных костюмах, проломят ему череп и через дырку в нем вежливо попросят его забрать заявление.
– Да связываться неохота...
– Даже не знаю, что с тобой делать. Отпустить? А где гарантия, что снова в историю не влипнешь...
Кипелова из раздумья вывел его коллега. В кабинет стремительно вошел человек в милицейской форме и с погонами капитана; он поздоровался с дознавателем и положил ему на стол лист бумаги с текстом и фотографию.
– Володя, ксерокопии сделай, для розыска, только побыстрей, – распорядился он, кивком головы показав на копировальный аппарат в углу кабинета.
Тимоша сидел так, что смог разглядеть девушку, изображенную на фотографии. Знакомое лицо.
– А она что, в розыске? – спросил он.
– Кто она? – внимательно посмотрел на него капитан.
– Ну эта, на фото...
– А ты ее знаешь?
– Нет. Но видел...
– Когда видел?
– Ну, позавчера...
– Где? – продолжал наседать капитан.
– Ну, я в баре был, приятель подошел, пивка выпить, а потом она появилась. Они поцеловались и ушли...
– Поцеловались?
– Да.
– И ушли вместе?
– Да, я видел, они в машину садились...
– Машина какая?
– Марку не разглядел.
– Цвет?
– Темно-синий.
– И это было вчера?
– Нет, позавчера.
– Это интересно... Володь, что это за фрукт? – кивнув на Тимошу, спросил капитан.
– Да так, гроза малышей и девчонок. Я его отпускать собирался...
– Тогда я его с собой заберу.
Капитан повел Тимошу в свой кабинет, но по пути встретил своего начальника, рослого кряжистого мужчину средних лет с глубоким и цепким взглядом. Он был в штатском, но светло-серый пиджак не скрывал его темную ментовскую сущность; во всяком случае, Тимоша сразу распознал в нем милицейского начальника.
– Товарищ майор, я тут свидетеля нашел, – с упором на последнюю букву алфавита сказал капитан. – Он видел Вершинину, позавчера, со своим другом...
– Фамилия друга? – зычным голосом резко спросил у Тимоши майор.
– Не знаю... То есть сержант его называл по фамилии, когда из камеры выводил. Да и не друг он мне, так, приятель... Вспомнил, Балабакин его фамилия...
– Пошли!
Майор провел его в свой кабинет, приставил к нему стул, хлопнул его по плечу – вроде бы не сильно, а ноги прогнулись в коленях. Тимоша сел, растерянно моргая глазами.
– Балабакин, говоришь, его фамилия? В камере с ним познакомился?
– Да, здесь, в вашем отделе, в «обезьяннике», я там четыре часа провел, пока выпустили...
– Разберемся. Значит, позавчера его видел?
– Да. В баре.
– Ну что ж, соберись, парень, с мыслями и рассказывай...
Майор заставил Тимошу описать недавнюю сцену в баре – со своего ракурса и во всех подробностях.
Глава 11
Жидкокристаллический телевизор, серебристый корпус, черная окантовка, экран дюймов под пятьдесят... Семь месяцев Юрий Косыгин откладывал деньги с зарплаты на такую технику, потому что он честный человек, старший лейтенант, оперуполномоченный уголовного розыска. Нечестные же люди поступали по-другому, и прямо на глазах у Юры. Высотный дом, первый этаж, срезанная решетка прислонена к стене, окно нараспашку, один индивид подает телевизор из квартиры, другой его принимает, несет к «бычку» с открытым фургоном.
И тот и другой – амбалы, и не только потому, что грузчики. Рослые, плечистые, рукастые. Оба в рабочих комбинезонах, в одинаковых кепках с длинными козырьками, ни дать ни взять стивидоры из солидной фирмы. Но что-то не понравилось Юрию в облике здоровяка с телевизором. Лицо невозмутимое, но взгляд беспокойный, вороватый. Расплывчатые черты носа, смазанные контуры надбровий – такой дефект можно наблюдать у юношей в переходном возрасте и у зэков, восемнадцать лет которым стукнуло в колонии для несовершеннолетних. У нормальных людей подростковый изъян проходит без следа, а у закоренелых уголовников печать подросткового возраста остается, видимо, из-за особых условий в неволе. Остается и грубеет вместе с ними... Может, Юрий и ошибался в своих суждениях, но бывших зэков он чувствовал за версту...
