Симферополя) 77 костей взрослого неандертальца и скелет ребенка. Кииккобинец долго оставался самым восточным европейским неандертальцем. Зато после первой мировой войны палеоантропы показались и на других материках.
1921 год. Северная Родезия (ныне государство Замбия). Двух неандертальцев («родезийские люди») находят в свинцовом руднике Брокен-хилл. В следующие десятилетия неандертальские кости обнаруживают на территории Эфиопии, на обнажившемся дне озера Эясси в Танганьике, в Марокко выкапывают четверых, одного — в Ливии, близ Средиземного моря (1952 год), а в следующем году неандерталец появляется на противоположном конце Африки, близ бухты Салданья (недалеко от Кейптауна).
Неандертальцы — азиаты также не стали скрываться.
Начиная с 1925 года множество важнейших находок в палестинских пещерах.
Движение на восток приводит к встрече с шестью взрослыми и одним девятимесячным неандертальцем из пещеры Шанидар в северо-восточном Ираке (открытие американской экспедиции Р. Солецкого в 1951–1960 годах).
Еще на тысячу километров восточнее девятилетний ребенок из грота Тешик-Таш (Южный Узбекистан), открытый в 1938 году А. П. Окладниковым.
1958 год. Череп с неандертальскими чертами в китайской провинции Гуандун.
На крайнем юго-востоке, у знаменитой яванской реки Соло, — уже знакомый читателю нгандонгский неандерталец (1931–1932 годы).
За сто с небольшим лет больше ста неандертальцев нанесены на карту Старого (вернее, очень старого) Света. Границы неандертальского мира: от Англии до Китая и Явы, от Германии до южной оконечности Африки; обильно заполнена Западная Европа, неплохо освоены Африка, Центральная и Юго- Восточная Азия. Однако по-прежнему необитаемы Америка, Австралия, вероятно, «верхняя» половина Азии, а также значительная часть Восточной Европы, отрезанная от остального мира еще существовавшим в ту пору гигантским Черно-Каспийским морем, непроходимым ледником, болотами, лесами.
Планета неандертальцев.
Их было никак не меньше нескольких миллионов, и вот по сотне с небольшим молчаливых представителей этих миллионов нужно восстановить все, что возможно, и поискать путей к невозможному.
Историк вечно недоволен: недостает источников. Я слышал, как один пушкинист жаловался, что не осталось никаких материалов о 20 днях жизни Пушкина… Историк более древнего периода менее привередлив. Случается, целый исторический период— лет 150–200—он должен восстановить по единственному источнику, нескольким могильным плитам.
Одно из первых в мире восстаний рабов было, как пишется во всех учебниках, около 1750 года до нашей эры в Древнем Египте. Недавно, однако, зародилось подозрение, что восстание произошло на… 700 лет раньше, около 2400 года до нашей эры.
Это все равно, что сказать: «Революция 1848 года произошла, быть может, в 114& году».
Чем глубже прошлое, тем более крупные куски времени идут в ход:
«Первое десятилетие XIX века…»
«В первых веках нашей эры…»
«Это было в конце IV — начале III тысячелетия до нашей эры…»
В неандертальский период счет ведется на десятки тысячелетий (а при питекантропах—на сотни тысячелетий и даже миллионы).
Можно, конечно, установить несколько «искусственных» дат. Например, вычислить, что 10 июля 62 815 года до нашей эры над Европой было полное солнечное затмение, и, понятно, мы имеем право предположить, что оно сильно напугало многих неандертальцев. Можно даже подобрать скелет человека, присутствовавшего при сем событии (с возможной ошибкой на 5–10, тысяч лет в ту или другую сторону).
Впрочем, неандертальская эпоха уже настолько близка к нам, что можно воспользоваться замечательным радиоуглеродным методом определения дат: нужна только зола от древнего костра или какое-либо деревянное изделие, и ответ будет дан с точностью до нескольких веков.
Тысячелетия и века, проникая в неандертальскую хронологию, позволяют ученому командованию все более надежно выстраивать роту по самому важному признаку, «по возрасту».
Классическим европейским неандертальцем принято считать пожилого, лет пятидесяти, мужчину, найденного в 1908 году на каменном дне пещеры Ля Шапелль-о-Сен. Он был небольшого роста, 154–155 сантиметров, но могуч, широкоплеч, с толстыми, массивными костями. Рядом с ним лежали типичные мустьерские орудия, а также кости шерстистого носорога, северного оленя, бизона, пещерной гиены. У шапелльца был колоссальный мозг, больше нашего, около 1600 кубических сантиметров, лоб не такой узкий, как у синантропа, верхняя часть черепа расширена по отношению к нижней больше, чем у нас, руки короткие и в ходьбе явно не участвовавшие: длина плечевой кости составляла 70,3 процента длины бедренной кости (у орангутана — 139, шимпанзе — 102, гориллы—116,5, а у современных европейцев—72,5 процента).
Но при этом, как и у древних обезьянолюдей, лоб неандертальца очень покатый (угол наклона — 63 градуса, а у нас—около 90). Высота черепа составляла всего 38,5 процента его длины, в то время как в нашем «сводчатом» черепе это соотношение составляет примерно 60 процентов. Имел неандерталец еще и надглазные валики (не меньше, чем у синантропа), затылочное отверстие, расположенное даже «хуже», чем у синантропа; походку, судя по костям, все же не совсем прямую; голову, в память о древней «четверо-рукости», выдвинутую вперед (короткая шея, горизонтальные, а не вертикальные, как у нас, отростки шейных позвонков).
Этот человек и его родня из многочисленных бельгийских, французских и немецких пещер жили около 50 тысяч лет назад.
50 тысяч лет назад было самое суровое время последнего (вюрмского) оледенения. Несколько сот веков ледяная пустыня сковывала громадные просторы Азии, Европы и Америки. Северный олень, шерстистый носорог, мамонт гуляли тогда по Центральной Европе. Во Франции было не теплее, чем теперь близ Полярного круга.
Только громадная сила, ловкость, сообразительность шапелльца позволили ему уцелеть, и, вероятно, он считал совсем неплохим свое житье: чуть освещенные и слабо согретые костром пещеры, охотничьи вылазки за крупным зверем, уносившие жизни соплеменников и приносившие в случае удачи мясные горы.
Человек с громадным мозгом, покатым лбом, надглазным валиком и мощными костями владел Европой 50 тысяч лет назад. Когда к этой дате и к этому человеку «пристраиваются» другие неандертальцы, получается удивительная и загадочная картина. Нам ее не миновать, хотя бы потому, что в какой-то ее части помещаемся «мы все».
Самыми древними европейскими черепами были сванскомбский (Англия), штейнгеймский (Германия) и недавно открытый монморенский (Франция). (Речь идет о неандертальской стадии. Первейшими же европейцами пока являются два питекантропа — обладатель гейдельбергской челюсти и «балатонского затылка», последняя находка венгерских ученых.) Вместе с ними лежали кости таких древних зверей, которых даже шапеллец никогда не видел. Орудия их были также более примитивными. Можно сказать, что сванскомбец и его современники жили на одно и даже полтора оледенения раньше, чем классический неандерталец, во время предпоследнего оледенения (рисского) и даже на подступах к нему (так называемый период миндельрисс).
Было это примерно 200 тысяч лет назад, то есть от шапелльца до нас протекло втрое меньше времени, чем от него до сванскомбских и им подобных «земляков»…
Все-таки трудно привыкнуть к этому легкому жонглированию тысячелетиями, которое встречается в каждой работе о древних людях. Подобно тому как единица длины — метр — удобно выбрана, ибо хорошо соизмерима с величиной человеческого тела (чуть меньше!), так и век удобен для соизмерения с человеческой жизнью (чуть больше!). Чтобы понять, что такое тысячелетие, человеческому воображению нужно представить свою жизнь уже в пятнадцатикратном увеличении, а это требует известного воображения. Я знаю многих людей (особенно женщин), которым так трудно представить тысячу, пять тысяч лет, что эти числа их никак не волнуют. Но даже у лиц, более способных к «временному