– Витька стонал, что втёмную приходится работать, без наколки. Только риск пустой. Хочет найти упакованную «хату», подломать и нырнуть. На юга. У тебя ничего нет на примете? Я ему подкину адресок, а вы его и словите. Как мысль?
Дима улыбнулся:
– Мысль неплоха, но, увы, в жизнь её не претворить.
– Почему? Это ж проще простого.
– Не совсем. Чью «хату» я им дам? Свою? Пройденный этап. Как-то уже дал. Сам же и поймал с поличным. А в суде все развалилось. Мол, провокация, превышение служебных полномочий. В итоге чуть не подсел.
– Бред какой-то.
– Не бред, а законодательство. Дать наколку на чужую квартиру? Можно, но как их пасти? Когда они пойдут? У нас сейчас чеченские террористы, так что сидеть в засаде неделю – роскошь непозволительная. Надо показатели рубить. И самое-то главное: мы их хапнем, а они тебя же и сдадут.
– Так я им что, паспорт показывал? Колян да Колян. Ты ж меня искать не будешь? – Дрон заметно расстроился. – Что ж, я зря внедрялся?
– Не волнуйся. Информацию твою проверим, если подтвердится, что-нибудь придумаем. Ты пока с ним контакт не теряй. С Седым. Если что, сразу звони.
– Договорились, Димыч. Ты тоже звони, не забывай.
– Замётано.
Суперагент поднялся, взял из Диминой пачки сигарету.
– Да, вот ещё… Там, в коридоре, – кивнул он на дверь, – тип какой-то подозрительный. Как сова, бельма выпучил. Не иначе засланный. Я, Димыч, на всякий случай с понтом выйду, не возражаешь? Бережёного Бог бережёт.
Дима безразлично пожал плечами. В милицию приходить не боится, а в коридоре конспирируется. Внедряльщик…
– Валяй, Дрон.
Неоформленный агент исчез за дверью. Через секунду из коридора раздался сумасшедший крик обиженной государством личности:
– Сатрапы!!! Гниды казематные! Коз-з-лы! Не посадите, не выйдет! Это вам не тридцать седьмой!!!
Крики стихли.
Дима протянул руку за карточкой Седого и увидел забытый Дроном замусоленный «петушок». Аккуратно, двумя пальцами, чтобы не словить какую-нибудь инфекцию-заразу, опер взял головной убор и вышел из кабинета, намереваясь догнать хозяина шапочки.
В коридоре Дрона уже не было. Два омоновца, вернувшиеся с патрулирования, курили возле стенда, покручивая дубинками. Дима выскочил на улицу, окинул взглядом двор, но, увы, агент удачно скрылся. «Не должен был вроде успеть. Конспиратор…»
Дима вернулся в коридор и на всякий случай уточнил у омоновцев:
– Мужики, тут чудо такое с бородой не выходило? Минуту назад.
– В кирзачах?
– Да.
– Который ментов хаял?
– Ну да, да.
. – А что такое?
– Да вот, шапочку забыл у меня.
Один из бойцов прелестно улыбнулся, затушил о стенд окурок и, указав на дверь туалета, с нежностью лаконично бросил:
– Поздно.
Дима метнулся в сортир, предчувствуя беду.
Агент Дрон лежал на кафельном полу, свернувшись калачиком, держась руками за своё мужское хозяйство и дёргая в судорогах ногами. Дима сел на корточки, вздохнул и сунул шапочку в карман лежащего. Допонтовался.
Дрон, заметив Диму, попытался что-то объяснить жестами, но руки не слушались, тогда, чуть приподняв окровавленную голову, он хрипло, не столько ртом, сколько желудком, пробулькал:
– Ну, Димыч, вы сатрапы…
Седого Дима действительно почти не знал, за время нахождения на свободе тот ничем криминальным себя не проявил и даже не попадался за традиционное употребление. Обычно у возвратившейся из северных мест публики существует адаптационный период, протекающий достаточно бурно.
Дима взглянул на карточку. У Фонарева было две судимости, обе за квартирные кражи. Что ж, вполне, вполне. Такие ребята на завязку тяжелы.
Информация Дрона, по понятным причинам, вызывала определённые сомнения, но это все-таки лучше, чем ничего. Тем более, начальство топает ногами и негодует. Что касается поимки Седого, то, ввиду суровости действующего закона, дело обстояло не совсем гладко.