Еще в прошлом веке один немец, призывая народы к борьбе за существование, бросил клич: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – и добился неплохих результатов. Наступило время, когда нам тоже нужно выдвинуть свой лозунг: «Буржуазии всех стран, объединяйтесь!» Эту необходимость раньше всех поняли деловые люди англосаксонских стран. Мы же, пропагандируя национальную ограниченность, стремились не к объединению, а к разъединению, в результате чего очутились на краю пропасти.

– И ты хочешь объединиться с врагами немцев? – вытаращил глаза Рудольф.

– Я уже объединил свой концерн; но не с врагами немцев, а с американскими капиталистами, а капиталисту безразлично, кто ему обеспечивает прибыли – немцы или американцы. Я хочу, чтобы это поняли и другие немецкие капиталисты, и как можно скорее, иначе нам не избежать нашествия варваров на нашу любимую родину.

– Напрасно ты расхваливаешь американцев. Все они наши враги. Подумай сам, если бы они не желали гибели Германии, зачем им надо было помогать русским, когда мы почти окружили Москву?

– Американцы прежде всего думают о выгоде. Было выгодно – помогали русским, будет выгодно – помогут нам. Мистер Томсон, который подписал с нами соглашение, прямо заявил: «У деловой Америки нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть только постоянный интерес к получению максимальной прибыли от каждого вложенного доллара». Такую беспринципность возвели они в нерушимый принцип политики своей страны. Если мы хотим выжить, то нам тоже следует руководствоваться этим принципом,- закончил свою мысль Адольф.

– То есть беспринципностью? – усмехнулся младший брат.

– Считай как хочешь. Подписывая соглашение с представителем американской химической корпорации, я больше всего думал о сохранении своего капитала и меньше всего интересовался значениями отдельных терминов.

– И сколько же тебе удалось сохранить своего капитала?

– Примерно столько же, сколько имеем к сегодняшнему дню.

– Как большинство работников гестапо, Рудольф хорошо знал только ремесло палача, а в финансах разбирался плохо. Поэтому объяснения брата не дошли до его сознания. Нельзя ли говорить пояснее? – раздраженно спросил он.

– Пятьдесят один процент наших акций переходит в собственность «Кемикл корпорейшн», но все доходы от акций корпорация будет вкладывать в наш же концерн для расширения производства, пока оно не удвоится по сравнению с теперешним уровнем. Таким образом фактически мы ничего не теряем, но зато получаем твердую гарантию в сохранении всего того, чем мы владели и владеем до сих пор.

– Чем мы должны расплачиваться за такую услугу? – подозрительно покосился Рудольф на брата.

– Пока не многим. Авиация союзников не будет бом бить наши 'заводы, если ты выпустишь одного арестанта из тюрьмы на условиях мистера Томсона.

– Говори конкретнее,- потребовал Рудольф. Адольф передал требование мистера Томсона относительно порядка освобождения из тюрьмы Турханова.

«А я так хотел получить звание оберфюрера и железный крест с дубовыми листьями»,- с горечью вспомнил свою недавнюю мечту гестаповец.

Он взглянул на часы и вспомнил слова Швайцера, сказанные им на аэродроме.

– Его сейчас допрашивает один из моих помощников,- пробормотал Рудольф.

– Будьте с ним повежливее, а то ведь я вас знаю, допросите человека, а он тут же богу душу отдаст. С Турхановым так нельзя. Мистер Томсон предупредил, чтобы его доставили к ним целым и невредимым.

– Успокойся, никто не съест вашего Турханова. Ты еще не знаешь большевиков. Скорее они измотают наши последние нервы, чем мы уговорим их отправиться к богу на заслуженный отдых. Пока же меня беспокоит не это, а совсем другое.

– Что именно? – холодно посмотрел на брата Адольф.

– А вот что. Когда ты договаривался с ними, ты по думал, как мы, чистокровные арийцы, будем стоять коленопреклоненно перед твоими компаньонами низшей расы – евреем Барухом и метисом Томсоном?

– Братец ты мой единоутробный, разреши мне заметить тебе в последний раз: басенки о чистоте арийской крови выдуманы неумными людьми для дураков. Запомни раз и навсегда: у кого больше денег, у того чище кровь.

Что ты заладил – все деньги да деньги? – вспылил Рудольф. – Разве величие человека заключается в деньгах?

– А ты думаешь иначе? – усмехнулся Адольф. – Сам посуди, кем бы; ты сейчас был, если бы твой брат не был богатейшим человеком в Линце?

– Не обо мне речь,- сердито фыркнул гестаповец. – Я говорю о фюрере.

– Позволь, позволь! А кто содержит великого фюрера?

– Германское государство. Вот кто!

– А кто содержит германское государство? – не унимался Адольф.

– Народ,- гордо ответил младший брат. – Немецкий народ.

– Не будь ты, братец, столь наивным. Ты забыл мудрую поговорку: «Кто платит, тот и музыку заказывает». Подумай хорошенько, если бы государство содержал на род, а не промышленные и финансовые магнаты, стал бы он посылать себя на фронт, заключать в тюрьмы и концлагеря? Нет, милый мой, и фюрера, и рейхсфюрера [Рейхсфюрер СС – воинское звание Гиммлера], и других руководителей национал-социалистской партии и государства содержат промышленные и финансовые объединения Круппа, Тиссена, Сименса и прочих и прочих; в число прочих можешь включить и наш «Фарбенверке». Они и есть подлинные хозяева Германии. Только от них зависит, кто, и как будет управлять государством. Понял? – спросил Адольф тоном учителя, объясняющего бестолковому ученику азы науки.

Рудольф ответил не сразу. Эту азбучную истину он должен был знать давно, но как-то не обращал на нее внимания, вернее, игнорировал ее, так как было выгодно и удобно думать, что страной управляет народ, от имени которого он сам и его коллеги творили зло, которое на официальном языке имперских заправил называлось борьбой с врагами нации. Теперь, поразмыслив над словами брата, он понял, что решающее слово при рассмотрении вопросов государственной важности принадлежит банкирам и промышленникам, а фюрер и его министры являются только фигурами на шахматной доске, которые передвигаются Круппами и Тиссенами так, как им заблагорассудится.

– Хорошо! – согласился он с братом. – Но неужели великая Германия только мечта? Неужели проклятые янки, спасая наши капиталы, потребуют от нас отказа! от вековой мечты немцев? Неужели немецкая нация навсегда исчезнет с лица земли, растворившись в массе англосаксов?

Адольф молчал, но хитрая и мстительная улыбка на его лице говорила, что ему известны тайные пружины,! которые сработают в нужное время, чтобы снова возвысить немецкую нацию.

– Под большим секретом могу тебе открыть величайшую тайну: немцы были, есть и всегда будут немцами.! Весь вопрос заключается в спасении наших капиталов.! Если янки вытянут нас из той опасной ямы, в которой] мы очутились благодаря недальновидности наших лидеров, то после войны мы удвоим, утроим, учетверим и да-1 же удесятерим эти капиталы. Тогда опять примемся за то дело, которое сорвали нам большевики пришлые и доморощенные. Но тогда уж с русскими будут воевать наши спасители, а не мы сами, ибо они никогда не откажутся без боя от роли спасителей.

– А когда же немцы скажут свое решающее слово? – дрожа от нетерпения, почти шепотом спросил младший Иммерман.

– Когда русские и американцы в будущей войне окончательно обескровят друг друга. Только об этом ни! кому ни гугу! Пусть наши враги – настоящие и будущие – тешат себя мыслью о том, что им скоро удастся навсегда вычеркнуть Германию из списка великих держав. Наступит время, и она снова будет вершить судьбы народов. А пока нам следует быть паиньками и выполнять требования наших заокеанских врагов, то бишь спасителей.

– Ты о Турханове? – спросил Рудольф.

– Да. Плохо придется нам, если мы не выполним их требование. Я потеряю свое состояние, а ты – право на убежище в Испании или в Аргентине,- еще раз предупредил брата Адольф Иммерман.