Адольф старался понять, к чему он клонит, но так и не уловил скрытого смысла в словах американца, поэтому не сразу нашелся, как ответить на вопрос. Его замешательство не ускользнуло от пристального внимания банкира, и он решил не дать ему времени для того, чтобы собраться с мыслями.

– Я думаю, деловые люди смотрят на вещи иными глазами, чем обыкновенные рабочие, крестьяне и даже интеллигенция,- заметил он.

– Само собой разумеется,- охотно согласился с ним Иммерман. – Больше того, мне кажется, еще рано хоронить Гитлера и его империю. Германия мобилизует новые резервы. Командование вермахта возлагает большую надежду на так называемое «вундерваффе».

– На «анархии»? – спросил Томсон. – Или, может быть, на «дьявольский цианид»?

– Не только,- отрицательно покачал головой Иммерман. – Немецкие конструкторы дали Гитлеру «Фау- 1» и «Фау-2». По некоторым сведениям, в ближайшее время должно поступить на вооружение вермахта кое-что пострашнее. Тогда наступит перелом.

– Перелома не будет! – сердито заявил Томсон. – Судьба Германии предрешена. Чтобы ускорить ход событий, союзное командование приступило к планомерному разрушению военно-промышленного потенциала, находящегося в распоряжении Гитлера. В первую очередь бомбардировке подвергнутся наиболее крупные предприятия, работающие на войну. Но авиация союзников не тронет те из них, в сохранении которых заинтересованы американские или английские власти. В таких случаях бомбардировке подвергнутся не сами предприятия, а города и поселки, в которых проживают работники этих предприятий. По известным причинам, мы заинтересованы в делах вашего концерна и в случае необходимости сумеем предотвратить удары союзной авиации по заводам «Фарбенверке». Но для этого нам необходимо вступить в деловое соглашение.

– На каких условиях? – насторожился немец.

– Контрольный пакет акций «Фарбенверке» должен перейти к нам. Тогда мы можем гарантировать безопасность вашим заводам.

– А если наш концерн не согласится лишиться контрольного пакета? – спросил Иммерман, злобно сверкая глазами.

Тогда все будет зависеть от воли божьей. Угроза возымела обратное действие. Иммерман, обычно спокойный нерассудительный, вдруг вспылил. «Не пристало мне, чистокровному арийцу, потомку тех германцев, которые разрушили Древний Рим, унижаться перед этим презренным иудеем и американским ублюдком, поклоняющимся только золотому тельцу. Уж лучше лишиться заводов, чем опозорить свою нацию»,- подумал он.

– Я верую в бога. Он не оставит нас в беде,- сказал Иммерман тихо, но решительно.

– Бог всемогущ. От души желаю, чтобы он бросил свои обычные дела и, приняв облик немецкого воина, при ступил к несвойственному небесным силам занятию по защите заводов от воздушных налетов,- заметил Томсон с улыбкой.

Барух понял, что беседа приняла нежелательный оборот. Чтобы предотвратить ссору, необходимо было дать партнерам возможность поостыть, успокоиться.

– Господа! – обратился он к ним. – Герр Иммерман, должно быть, устал с дороги. Да я и сам чувствую себя неважно. Может быть, объявим перерыв до завтра?

«Старик прав,- подумал немец. – Сила американских «летающих крепостей» нам известна. Они уже превратили города Рурского бассейна в сплошные руины. Но наши заводы находятся на территории Австрии, а союзники публично обязались восстановить ее самостоятельность. Какая же это самостоятельность с разрушенными заводами? Нет, тут следует обдумать все не спеша. Поэтому перерыв нам нужен как воздух».

– Я согласен,- поспешил он присоединиться к мненью банкира.

Томсон некоторое время просидел молча, нервно перелистывая свой блокнот. Потом встал, подошел к окну, посмотрел на заходящее солнце и, увидев очищенное от последних туч ясное небо, улыбнулся своим мыслям. «Ол райт! – прошептал он. – Даже силы небесные за нас! Наступает такая ясная ночь, которая поможет союзной авиации обуздать гордыню этого чванливого расиста».

– В принципе против перерыва не возражаю,- сказа; он, обращаясь не к немцу, а к своему тестю. – Но до с дующей нашей встречи мне необходимо переговорит с некоторыми друзьями из штаба дальней авиации. Поэтому! спешу к нашему консулу. Спокойной ночи! – добавил он, обращаясь к Иммерману, и быстро вышел из кабинета.

Последние слова американца прозвучали явной угрозой. Какая уж тут спокойная ночь! Хотя обслуживающий! персонал гостиницы делал все, чтобы постояльцы не испытывали никакого беспокойства, Иммерман никак не мог уснуть, пока не напичкал себя снотворными снадобьями. Но и сон не принес успокоения Всю ночь его мучили какие-то нелепые сны. То он горел в огне, то отбивался от нападения иностранных рабочих, работавших на его заводах, то почему-то вскрывал могилы на кладбище. Вонючие трупы, голые скелеты людей, черепа со страшным оскалом пожелтевших зубов не исчезли из глаз даже тогда, когда Иммерман проснулся окончательно. В голове шумело, сердце билось, словно хотело выскочить из груди. Мучимый страшной жаждой, он судорожно схватился за сифон с газированной водой, наполнил стакан и, стуча зубами о стеклянный край посуды, сделал несколько глотков. Это немного успокоило его. Он взглянул на светящийся циферблат часов. Было без пяти шесть. Через пять минут радиостанция «Би-би-си» начинала передачу на немецком языке. Иммерман регулярно слушал эти передачи. К немецкому радио он давно потерял доверие. Правда, в передачах из Лондона тоже истина всегда переплеталась с явной ложью, но, сравнив передачи из двух столиц, все же можно было понять, где правда и где ложь. На сей раз знакомый голос диктора английской радиостанции сообщил, что в Бельгии и на востоке Франции идут кровопролитные бои, что русские продолжают свое наступление на всем, фронте между Дунаем и озером Балатон, что на юге Европы идут бои местного значения. Все это не могло не волновать немецкого фашиста. Но особенно разволновался Адольф, когда услышал следующие слова диктора: «Летающие крепости» нанесли мощный удар с воздуха по военным объектам стран «оси» в Верхней Австрии. По словам летчиков, принимавших участие в этом налете, пламя пожаров видно было на расстоянии 150- 200 километров…»

– Верхняя Австрия,- пробормотал Иммерман, по спешно вставая и натягивая на себя мягкий пушистый халат. – Это же как раз там, где наши заводы. Неужели мистер Томсон выполнил свою угрозу?

Схватив телефонную трубку, он набрал номер междугородной и попросил соединить с Линцем. Ответил Рудольф.

– С добрым утром, дорогой братец! Прости, что пришлось прервать твой сладкий сон. Что у вас там нового? – спросил Иммерман.

Какой там сладкий сон! – невольно проворчал Рудольф – Всю ночь не сомкнул глаз. Незваные гости одолели. Свечи, зажженные ими, до сих пор еще горят.

– К нам они не заходили! – со страхом спросил Адольф.

– В дом не зашли, но сторожевых псов всех переколотили.

– Всех девятерых?

– Да,- подтвердил младший брат.

Это означало, что авиация союзников всю ночь не давала покоя и хотя сами заводы не подверглись бомбежке, но все зенитные батареи, охранявшие заводы, были уничтожены.

«Выходит, наш концерн действительно беззащитен перед американской химической корпорацией,- прошептал Иммерман. – Что же нам делать? Неужели покориться?»

Он нервно заходил по комнате. Тут ему вспомнились слова одного путешественника об акуле. «Этот страшный хищник легко может заглотать человека, но иногда довольствуется и тем, что ему удалось оттяпать у своей жертвы ногу или руку».

«Что ни говори, без ноги или руки можно еще жить, лишь бы голова была цела,- утешил себя Иммерман. – Придется пойти на потери контрольного пакета акций, чтобы сохранить в целости свои заводы».