сопротивляющуюся собаку, время от времени дергая за кожаные ремни, когда та останавливалась, чтобы присмотреться к окружавшей ее темноте.

Тропа была узкой, а деревья у них над головами образовали естественный свод из густо переплетенных ветвей. Было очень темно, отчего складывалось впечатление, будто они бредут по туннелю, длинной и черной извилистой трубе, внутренние контуры которой лишь изредка проступали в слабом свечении луны.

Все вокруг пугало Эми.

Случайная ветка царапнула ее по щеке, другая скользнула по краю платья.

Откуда-то спереди послышалось шуршание крыльев потревоженной птицы.

Земля под босыми, исцарапанными, избитым ногами Эми была устлана чем-то мягким и скользким, отчего у нее возникло ощущение, будто она шагает по мертвечине.

От тел окружавших ее существ и в самом деле исходил запах смерти.

Пройдя через поле, они стали подниматься по пологому склону холма. Эми чувствовала, что ее ноги совершенно неприспособлены для подобных путешествий. Ночь выдалась теплой, однако все ее тело колотила неукротимая дрожь, а проникавший под платье легкий ветерок заставлял ее кожу покрываться пупырышками и в данных условиях представлялся ей еще одним инструментом пытки.

Вскоре плотный свод листвы над головами расступился и их залили лучи лунного света. Они оказались на поляне неподалеку от кромки леса. Вскоре склон холма стал заметно круче, и Эми увидела на фоне ночного неба проступившие контуры более высоких деревьев.

Разглядела она и пленивших ее людей, но от этого ей стало еще хуже. Как выяснилось, в темноте было все же как-то приятнее.

Обнаженная девушка-подросток, двое мальчиков-близнецов, которые бежали впереди нее, словно радуясь веселой игре.

Что они со мной сделают? —подумала она, с каждым шагом снова и снова возвращаясь к одному и тому же вопросу, который глухими ударами, словно приступы мигрени, отдавался в ее голове.

Что они собираются делать?

Единственное, что помимо этого вопроса волновало ее в данную минуту, была судьба Мелиссы, однако, как ни странно, она была совершенно неспособна думать на эту тему, не рискуя при этом впасть в полное отчаяние. Мелисса осталась с Клэр. Мелисса не осталась с Клэр. Они нашли Мелиссу, тогда как Клэр успела спрятаться. Они нашли только Клэр и Люка, но не Мелиссу. Все эти альтернативы, кроме первой, казались ей слишком жуткими, чтобы даже начать размышлять над ними.

Впрочем, даже столь простые вопросы и допущения лишь изредка прорывались на поверхность ее сознания. Грохот в голове не утихал ни на минуту, жестокий, эгоистичный инстинкт самосохранения вопил о помощи, заставляя ее искать пути к спасению.

Что они собираются делать? Со мной.

Несколько раньше, когда они еще только шли от дома по поросшему травой полю, она позволила себе – правда, только однажды – обернуться и посмотреть назад. Высокая женщина куда-то исчезла. Как, впрочем, и мужчина, а также один или двое детей. Она не знала, куда они ушли, и не могла позволить себе даже мыслей на эту тему, а все из-за того, что именноона увидела у себя за спиной.

А увидела она немыслимо грязного мальчика, один глаз которого был затянут бельмом.

И ту девочку в коже.

Мальчик нес пару человеческих рук, отрубленных чуть ниже лопаток. Нес так, как обычно носят дрова.

Это были руки Дэвида. Его обручальное кольцо и наручные часы...

Девочка же, облаченная в человеческую кожу, с птичьим пером в волосах и с бриллиантовым кольцом, болтавшимся на обвивавшей шею веревке, несла его ноги.

Перекинула их себе через плечи – по одной через каждое плечо – и так и несла.

Шедшая перед ней голая девочка-подросток несла желтое пластиковое ведро, которое стояло у Эми в ванной под раковиной. Что находилось в ведре, ей было не видно.

Впрочем, гадать на этот счет особенно и не хотелось.

К тому моменту она была готова полностью отключиться, ибо давно уже ощущала сладостные позывы того теплого кокона, который мог окутать ее со всех сторон и защитить, чувствовала, как он нежно обволакивает ее сознание, явно намереваясь со временем поглотить и все тело.

Но затем внезапно и совершенно спонтанно снова возник все тот же вопрос: «А как же я? Что они намерены делать? И что могу сделать я сама?»В сущности, все это были составные части одного и того же вопроса, который вдруг самым неожиданным образом вступил в отчаянный конфликт с коконом – и вышел из него победителем, яростно разметав остатки его клейкой паутины, от которых вскоре не осталось и следа.

Где-то в глубине потоков струившейся в ней крови клокотала безумная ярость к этим существам за все то, что они сотворили с Дэвидом, хотя поначалу Эми даже не осознавала ее присутствия, ибо эта ярость уже успела стать частью ее самой. Отчасти к ней примешивался прежний жуткий страх, хотя главным оставался все тот же мучительный, гулко колотившийся в сознании вопрос.

Теперь же ее разум окончательно очистился, тогда как тело все еще хранило память всего того, через что ей пришлось пройти. Оно видело, слышало и чувствовало абсолютно все, что произошло.

Сверчки, сосны, крохотные колючки звезд...

Эми даже обрадовалась этой неожиданно наступившей просветленности, этому скользившему по ногам, неугомонному и прохладному ветерку, благодаря которому они вновь обретали свою прежнюю чувствительность и наливались силой.

Сулило ли все это ей хоть какую-то надежду на спасение или нет, ее сейчас даже не особо и волновало, ибо место некогда активного сознания теперь заняло все чувствующее и все воспринимающее тело.

Ее тело – и все тот же вопрос.

– Мама, сюда... кажется. Да нет, конечно же сюда.

Люк понимал, что его голос звучит не вполне уверенно.

Но ничего не мог с этим поделать. Вечером, пусть даже и таким лунным, как сейчас, все казалось совсем не таким как днем. И потом, они ведь убегали, скрывались от врагов. Люк был явно напуган, и именно этот страх стал причиной его неуверенности и смущения, что, в свою очередь, бесило мальчика, причем настолько сильно, что в любую секунду он был готов разрыдаться.

Между тем мать ни словом, ни жестом не выразила ему своего недовольства, раздражения или чего-то подобного и лишь продолжала терпеливо следовать за ним.

– Все в порядке, Люк, – тихо проговорила она. – Иди дальше, и мы обязательно найдем то место.

Люк уже начинал сомневаться в том, что тот настил на дереве действительно был самым подходящим местом, хотя Клэр, похоже, полагала, что это именно так – по крайней мере, что он можетбыть таковым, – и уже одно это хоть как-то приободряло мальчика. Теперь к его страхам начала примешиваться также некоторая толика радостного возбуждения, поскольку он и самому себе казался настоящим мужчиной, которому доверили выполнение серьезного дела. Серьезного и совершенно конкретногодела.

Вскоре они миновали заросли кустарника; на сей раз Люку повезло больше и он почти не оцарапал ноги об острые колючки. Лишь однажды мать приструнила его, когда он все же наступил на одну из них и коротко вскрикнул, а она сказала, что им нельзя шуметь, поскольку нельзя было знать наверняка, как далеко находятся их преследователи. Голос ее при этом звучал как-то странно, и все же какая-то часть ее серьезности передалась и Люку, так что если бы он даже не знал о том, что мать идет совершенно босая и в одном тоненьком платье – впрочем, как и он сам, одетый лишь в ночную пижаму, – то после этого он, даже если бы наступил сразу на десять колючек, то и тогда не издал бы ни звука.

А временами так хотелось вскрикнуть – уж очень острые они были.

Вскоре под их ногами оказался лишь мох и толстый слой сосновых иголок. Они приближались к холму, на вершине которого Люк стоял в тот день и видел укрепленный на ветвях дерева настил. Теперь у него уже почти не оставалось сомнений в том, что он не сбился со следа и нужное ему дерево окажется на вершине следующего холма. И все же он стоял, крутил головой то в одну сторону, то в другую, задирал ее вверх, но