по лестнице. Он в надежном месте передал мне донесения и, получив мои инструкции, вернулся назад в леса «маки».

Новости от Феликса.

На обрывке тонкой гладкой бумаги у Феликса был адрес запасной явочной квартиры, арендованной на имя одной молодой девушки, куда я время от времени приходил под видом покровителя. Этот адрес Феликс зашифровал своим собственным кодом. На допросе ему удалось объяснить эти значки как условленную встречу в определенный день и час в оживленном квартале с важным руководителем Сопротивления. Он выдавал эти сведения с колебаниями, уклончиво и с оговорками, чтобы полицейские легче поверили. В тот же день он согласился привести двух полицейских на предполагаемую встречу.

Он дошел до середины квартала, полицейские отставали от него на несколько шагов Рядом проезжал трамвай. Феликс запрыгнул на подножку, протиснулся вовнутрь и вышел с другой стороны, где растворился в толпе.

Затем он захотел сообщить об этом мне и пошел на запасную явочную квартиру. Но за это время девушка, снимавшая ее, сама пришла в студию, где ее арестовала полиция и заставила заговорить.

Феликса снова арестовали.

Как и Лемаска, его содержат в Виши в подвалах отеля «Бельвью», реквизированного Гестапо.

Я видел на фабрике молодого рабочего, который восемь месяцев без всякой причины провел в немецком квартале тюрьмы Фресне. Ему сломали два ребра, и он хромает.

Самым невыносимым для него был тяжелый запах гноя, исходящий от стен камер.

— Запах наших замученных товарищей, — говорит он.

Я думаю о Лемаске. Я думаю о моем старом друге Феликсе.

Новости о Лемаске.

Его заперли в одну камеру с Феликсом, в наручниках и в ножных кандалах. Феликс считается более опасным. Он вызвал жуткую ярость Гестапо, обманывая их. Они начали допрашивать его с самого первого дня. Он не вернулся с допроса, но в эту самую ночь, при свете ламп в камере, Лемаск видел, как тело Феликса тянули по коридору на веревке, привязанной к его шее.

На его лице больше не было глаз, не было нижней челюсти. Лемаск смог опознать его только по лысой макушке. Феликс Тонзура…

Лемаск так напуган, что ему предстоит пройти через те же пытки, что внезапно понял, что он сбежит.

Лемаск смог (он так никогда и не сказал, как именно) расстегнуть замочек кандалов на лодыжках. Несмотря на наручники, ему удалось раскачать решетку вентиляционного отверстия, вынуть ее и, изгибаясь, выползти ногами вперед. Так он оказался на улицах Виши, закованный в наручники. В Виши он знал только одного человека — министерского чиновника, проживавшего в одном конфискованном отеле. Лемаск видел его только однажды, получая от него поддельные бумаги. На улицах, переполненных патрулями жандармерии и Гестапо, Лемаск в наручниках принялся искать этот отель. Он должен был найти его до рассвета, иначе он погиб. Наконец, он нашел это место. Он вошел в спящий отель. Последняя попытка, отчаянная попытка памяти вспомнить этаж и номер комнаты. Лемаску показалось, что он все-таки вспомнил. Он постучал в дверь, и она открылась. Это действительно был товарищ, которого он искал.

В тот же вечер дружески настроенный рабочий пришел в отель с ножовкой и освободил Лемаска от наручников. Я получил подтверждение этого рассказа и от чиновника, и от рабочего. В противном случае мне пришлось бы всегда задаваться вопросом, не проявил ли Лемаск слабость и не выдумал этот побег по заданию Гестапо.

Движение Сопротивления совершает диверсии, налеты и убийства широко, упорно и спонтанно. У всех организаций есть свои боевые группы. Боевики образуют настоящую армию. Количество немецких трупов возросло настолько, что враг отказался от системы расстрела заложников. Они больше не могут убить сто французов за одного убитого немца, если не намереваются уничтожить всю Францию. Враг, таким образом, на самом деле, публично признал, что страна празднует победу над террором.

Но Гестапо продолжает свою ужасную работу. Оно хочет заменить заложников подозреваемыми.

Я взял на себя обязанности по приему самолетов. Мой пост не предусматривает, чтобы я детально занимался частными операциями, но у нас очень высокие потери. В секторе не осталось ни одного человека, способного руководить подобными миссиями. Матильда идет со мной; она хочет научиться этой работе. Группа состоит из владельца такси, его жены и деревенского кузнеца. Их передал нам Луи Х. Я с ними не знаком.

Мы безрезультатно провели ночь на местности. Около часа самолет кружил над нами в темноте, но туман был слишком плотным. Летчик, видимо, не мог видеть свет нашего сигнального фонаря. На рассвете мы вернулись в деревянную хижину. Она принадлежит кузнецу, который, кроме того, еще и браконьер, построивший ее с краю этой территории.

Такси остановилось под деревьями, с замаскированным радиопередатчиком. Мы обменялись сообщениями с Лондоном. Самолет вернется завтра ночью.

Дождь шел до вечера. У нас нечего было есть, нечего пить и очень мало сигарет. Мы проводили время за разговорами.

Владелец такси бывший авиамеханик. Как только он вышел на людей из Сопротивления, то сразу передал свой газогенераторный автомобиль и себя самого в его полное распоряжение. Он очень много работал. У него не было ни одной аварии. С ним произошло только одно, зато особенное приключение.

В прошлом году в главном кинотеатре маленького городка, где он живет, взрывом гранаты было убито три немца. Комендант объявил о расстреле заложников. Комиссар французской полиции, который не входил ни в одну организацию, а был просто приличным человеком, обратился к коменданту с протестом. Он заявил, что взрыв гранаты был не акцией Сопротивления, но выражением гнева некоторых солдат, вернувшихся с Русского фронта к тем солдатам, кто там никогда не был. Немецкий офицер внимательно выслушал комиссара и предложил ему следующее:

— Я даю вам три дня, чтобы предоставить доказательства вашего утверждения. Если вам это не удастся, вас расстреляют вместе с несколькими жителями города, теми, кто захочет поручиться за вас.

Комиссар принял предложение коменданта. Он обсудил его со своим приятелем — владельцем такси, не имея понятия, что тот входит в подпольную организацию. Владелец такси согласился помочь. Прошло два дня. На третий день комиссар смог предъявить неоспоримые доказательства своего предположения.

— Вполне может быть, что из-за этого дела я еще не имел никаких проблем с Гестапо, — сказал мне таксист. — Оно дало мне первоклассное алиби. Дело вот в чем. Фрицы наверняка думают, что ни один подпольщик никогда не пошел бы на такой риск. Но тогда я совсем не думал об этом и сорок восемь часов у меня болел живот, могу вам сказать.

Жене таксиста за тридцать. Она выглядит молодо, любезно и по-матерински. Она ненавидит немцев с какой-то нечеловеческой невинностью. — Бывает только один хороший немец, — говорит она мягко, — это мертвый немец.

Однажды вечером, проводя разведку вблизи немецкого лагеря, жена таксиста порезала ногу колючей проволокой. Она перевязала рану платком, который сразу же пропитался кровью, и пошла на ближайшую станцию. В поезде она сидела рядом с немецким солдатом. Солдат увидел окровавленный платок. У него была чувствительная душа. Он настоял заменить этот платок своим полевым бинтом. — Пока он перебинтовывал мою ногу, — рассказывала жена таксиста, — я смотрела на заднюю часть его шеи. Какое прекрасное место, чтобы всадить нож. Но мне все-таки нужно было что-то сделать с ним. И я стащила его фонарь. Вот он. Мы пользуемся им для сигналов.

Кузнец-браконьер представился мне как Жозеф Пиош; не знаю, настоящее это его имя или нет. Лицо