достоинства.
Каждый.
Кроме Джареда. И стоя здесь сейчас, Зефира осознала, почему получала такое удовольствие, мучая его. Он тоже предал собственную семью. Своих соратников. Когда им требовалось объединиться, чтобы сражаться за свои жизни, он сдал их в руки врагов, на бойню.
Она всегда будет ненавидеть его за это. Так же, как будет ненавидеть Страйкера за предательство.
Вздохнув, Зефира повернулась, чтобы прибраться на столе, где уже навела чистоту несколькими минутами ранее. Только она шагнула, как в комнате ослепляюще вспыхнул свет.
Это оказался Страйкер.
Черт ее подери, если Медея была не права. Сердцебиение участилось от одного его вида. Прядь черных волос упала ему на глаза. Черты лица были четкими и совершенными и подчеркивались легкой тенью щетины. Зефира получила бы ни с чем не сравнимое удовольствие, если бы пробежалась языком по линии его челюсти и позволила этой тени уколоть ее кожу.
Ее охватил гнев при мысли, что ее тело предает ту ненависть, которую она хотела к нему испытывать.
— Чего ты хочешь?
Страйкер едва успел остановить себя прежде, чем слово «тебя» вырвалось из его рта. Вот, чего он хотел. Все, чего он хотел. И прямо сейчас он желал расплести ее белокурые волосы и позволить им упасть на его голый торс, когда Зефира оседлает его, как раньше.
Его член мучительно отвердел. Это было самым трудным в присутствии рядом с ней. Все, что ему дозволено, — это вдыхать малейшее дуновение ее запаха — лаванды и валерианы — и томиться от желания.
Заставив себя двинуться, Страйкер прочистил горло.
— Мне нужно, чтобы ты и Медея вернулись со мной в Калосис.
— Ты действительно думаешь, что там безопаснее, чем здесь?
— С тех пор, как там находится армия шаронте и взбешенная богиня, жаждущая крови, да. Или ты знаешь что-то, чего не знаю я, о зарытых материнских инстинктах Артемиды? Но, честно, представить, что она встает на твою защиту, я могу не больше, чем то, что она защищает меня.
Зефира пристально на него посмотрела.
— Хочу, чтобы ты знал. Я соглашаюсь на это только ради безопасности Медеи. Иначе я бы послала тебя туда, где не светит солнце.
Страйкер одарил ее кривой усмешкой.
— Сладкая, я вас обоих отправляю туда, где не светит солнце. В отличие от этого места в Калосисе не бывает дневного света. Никогда.
— Не смешно.
— В самом деле? А я нахожу себя довольно забавным.
— Ты такой и есть.
Страйкер молчал, пока Зефира ходила вокруг, собирая некоторые вещи, включая косметику и лосьон. По его телу прошла чуждая дрожь, когда он вспомнил, как она использовала и то, и другое по утрам. Он лежал в постели, пока она наносила на лицо лосьон, а потом подводила глаза сурьмой и покрывала губы бальзамом из хны.
Не было более приятного зрелища. Столь женственного и милого.
Такова Зефира.
— На что ты уставился? — огрызнулась она.
— Ни на что, — его голос прозвучал немного резче, чем он того хотел, но Страйкер не собирался дать ей понять, насколько уязвимы его эмоции в том, что касается ее. Этим она получит над ним власть, о которой ей не следует знать.
Как только она собралась, он забрал их из комнаты. Сначала она попыталась вырваться. Затем, не говоря ни слова, уступила.
— Я приведу Медею.
— Дэвин все еще в ее комнате?
Зефира кивнула на дверь.
— Ранее он выходил прогуляться вокруг, так что я не уверена.
Страйкер последовал за ней по коридору в комнату Медеи и застыл, увидев обоих играющими в шахматы за столом, который стоял рядом с окном. Лицо Дэвина было помятым и опухшим от нападения, но в остальном он выглядел готовым вернуться к делу.
Зефира уперла руки в бока.
— Должна ли я беспокоиться из-за того, что вы двое так уютно устроились?
Медея изучала доску.
— Расслабься, мам. Он очень даже хорош для даймона.
Зефира, выгнув бровь, посмотрела на Страйкера.
— Думаю, ты должен поговорить со своим человеком.
— О чем?
— Он один, в спальне твоей дочери, вместе с ней.
— Играет в шахматы.
— Это сейчас…
Страйкер рассмеялся.
— Расслабься, Фира. Я бы больше беспокоился, если бы он находился здесь с моим сыном, а не дочерью. Самая большая опасность, исходящая от него, — он может захотеть взять ее туфли.
Ее губы сложились в тихое «ох».
Дэвин рассмеялся, двигая своего слона.
— Вам не стоит об этом беспокоиться, у нее самые крошечные женские ножки, которые я когда-либо видел. Кроме того, то, что я предпочитаю мужчин, не значит, что я хочу быть женщиной. Поверьте.
Зефира начальственно хлопнула в ладоши.
— Ладно, вы двое нужны мне. Медея, собери свои вещи. Мы еще ненадолго останемся с твоим отцом.
Медея пришла в ужас от этого заявления.
— Почему? — спросила она Страйкера.
Тот ощетинился, услышав ее тон.
— Я — твой отец. Ты не должна задавать мне вопросы.
Она поднялась на ноги.
Зефира громко вздохнула.
— Медея, прекрати злиться и делай, как он говорит. — Она повернулась к Страйкеру со злостью во взгляде: — А тебе следует вспомнить, что это дочь, которую ты никогда не видел. А не один из твоих солдат, получающий приказы.
Дэвин поднялся более медленно.
— Медея, если это заставит тебя почувствовать себя лучше, его тон гораздо мягче, когда он рявкает на вас, чем когда он рявкает на нас.
Страйкер бросил на своего подчиненного убийственный взгляд.
— Не лезь, Дэвин.
— Да, мой повелитель.
Медея остановилась рядом с матерью.
— Не понимаю, почему мы должны бежать от демонов.
— Не от демонов, дорогая. От Войны. И мы не бежим. Мы занимаем стратегическую высоту, чтобы продержаться, пока не отыщем его слабости. А теперь собирай вещи.
Ник подпрыгнул, когда, проходя мимо зеркала, поймал свое отражение.
— Святое дерьмо, — выдохнул он.