Балтийском море. Военное министерство, наоборот, считало, что в их планах заложен ключ к быстрому окончанию войны. Но фюрер остался при своем мнении.
Он решил вылететь в штаб группы армий «Центр» (в г. Борисов) и вызвал туда двух командующих танковыми армиями, Гота и Гудериана, для встречи с ним. Я сопровождал Гитлера и участвовал в этом совещании между главнокомандующими группы армий «Центр», фон Боком и двумя танковыми генералами, каждого из которых он [Гитлер] хотел перевести в соседние группы армий в качестве начала усиления, но столкнулся с глухой стеной неприятия, два танковых генерала даже зашли настолько далеко, что заявили, что их части измотаны сражениями и потребуется две или три недели на перегруппировку и капитальный ремонт танков до того, как они вновь будут в состоянии полной боевой готовности.
Естественно, мы не могли проверить эти заявления; эти два генерала остались непоколебимы – несмотря на присуждение им Рыцарских крестов с дубовыми листьями – и отвергли любые другие возможности использования их частей, по крайней мере на таких отдаленных районах фронта. Фон Бок также, естественно, не желал терять эти части и поэтому тянул ту же песню. Все трое прекрасно знали о наступательных планах военного министерства и видели в них панацею для себя; любое ослабление группы армий «Центр» могло нарушить этот план, который притягивал их всех.
Если бы даже фюрер и мог видеть правду в их уловках – что, впрочем, не являлось великим подвигом ни для кого, – он так и не решился приказать военному министерству не принимать во внимание их заявления и высвободить этих двух танковых генералов, как он того хотел, даже несмотря на то что тот срок, который они требовали на восстановление, мог задержать его запланированную операцию примерно на четыре недели. Военное министерство, группа армий «Центр» и танковые командиры единым фронтом выступили против своего фюрера. Он был уверен, что они просто не
В глубине души Гитлер очень сильно разозлился на военное министерство, но смог проглотить свою обиду. В итоге пришли к компромиссу, который, естественно, привел к крушению великого стратегического главного плана Гитлера, по крайней мере той его части, которая касалась Ленинграда на севере. Гитлер, в свою очередь, запретил атаковать Валдайскую возвышенность, как типичный пример устаревшей тактики Генерального штаба «захвата высот». Однако свою полную ярость Гитлер не проявлял до тех пор, пока группа армий «Центр» не воплотила в жизнь свою мелкомасштабную операцию по осуществлению необходимой свободы передвижения их южного фланга для наступления на Москву, и танковая группа Гудериана для этой операции чудесным образом «выздоровела» за удивительно короткое время.
На сей раз Гитлер вмешался сам, в результате чего восточнее Киева группа армий «Центр» начала свое наиболее изнурительное сражение с русскими. Как часто мне приходилось выслушивать его разглагольствования о непокорных, капризных генералах, которые расстраивали его превосходные планы. Между тем поскольку так много времени было потрачено на эту не совсем удовлетворительную победу восточнее Киева, то ввиду наступающей поздней осени и сопутствующих ей бездорожья и слякоти Гитлер сам должен был полностью отказаться от своего стратегического главного плана, потому что одна только перегруппировка заняла слишком много нашего драгоценного времени.
Поэтому он поручил группе армий «Центр» операцию по двойному окружению в районе Вязьмы и Брянска, как предпосылку для плана – от которого военное министерство еще не отказалось – оккупировать Москву до начала зимы. Крах этой последней операции и разразившаяся катастрофа в снегах и льдах жесточайшей зимы, не случавшейся в Центральной России с начала XIX века, хорошо известны. Однако было бы интересно в качестве военного исследования проанализировать, какие перспективы могли бы быть у оригинального плана Гитлера и какие последствия имела бы русская кампания в 1941 г., особенно если – как мне сказал один русский офицер штаба – они уже предвидели намерения военного министерства еще осенью 1941 г. и потому уже несколько месяцев стягивали к Москве все свои наиболее крупные силы, вместе с дальневосточными дивизиями и армией запаса. Какими были бы последствия таких действий для плана Гитлера? Могло ли это повлиять на его шансы на успех? На сегодняшний день это для меня остается еще открытым вопросом, но это, безусловно, дает мне пищу для размышления: ошибки в общей стратегии никогда нельзя исправить в той же самой войне. Но этим я ни в коей мере не хочу сказать, что план военного министерства сам по себе был ошибкой: истинной ошибкой было пойти на компромисс, если та отсрочка, требуемая группой армий «Центр» перед началом наступления, не была на самом деле жизненно важной необходимостью восстановить боевые качества их войск. Поскольку план наступления фюрера, безусловно, требовал немедленных и изнурительных походных маршей; и никогда нельзя забывать принцип генералов: «Моя армия еще может атаковать, но выйти на марш – уже нет».
В течение лета 1941 г. на всех театрах военных действий значительно возросло сопротивление гражданского населения нашим оккупационным войскам, участились случаи нападения на немецкие силы безопасности и военные учреждения. В то время как партизанская война на Балканах стала более угрожающей, ввиду открытой поддержки Британии и Советского Союза, что вынудило нас начать полномасштабную операцию против партизанских центров, диверсионные акты с ужасающей частотой стали происходить и во Франции, и даже в Бельгии. Повсеместные воздушные выброски агентов и замаскированных диверсионных отрядов, подрывные акции, сбрасывание оружия, боеприпасов, радиопередатчиков и шпионов происходили чуть ли не каждый день. Не было сомнений, что на западе за всем этим стояла Британия: она старалась подстрекать население к саботажу против оккупационных войск, к уничтожению промышленных предприятий, коммунальных сооружений, транспорта и электростанций, провоцировать общие волнения и нарушение общественного порядка; она надеялась подтолкнуть население к пассивному сопротивлению и даже спровоцировать нас на репрессивные действия, которые, в свою очередь, создали бы благодатную почву для дальнейшего роста движения Сопротивления. Вначале французская полиция еще весьма эффективно сотрудничала с нами, преследуя и ликвидируя саботажников во Франции, но вскоре и с ними стали происходить ощутимые изменения, часто доказывающие их сочувствие преступникам и даже до некоторой степени соучастие в этой партизанской войне против нас.
Просьбы об усилении наших войск безопасности и полицейских отрядов поступали все более и более настойчиво, и первые попытки организовать меры безопасности путем взятия заложников и жестких репрессий стали теперь обыденным делом. Поскольку с Балкан тоже поступали призывы о присылке войск, а наши силы безопасности, выделяемые на разраставшуюся с каждым днем оккупированную территорию Советского Союза, уже не справлялись, фюрер потребовал проведения драконовских репрессивных мер и безжалостных действий, чтобы остановить террористов, до того как ситуация выйдет из-под контроля – прежде чем движение Сопротивления разрастется во много раз превосходящую нас силу, так что все наши оккупационные власти не смогут справиться с ней.
Таким образом, летом и осенью 1941 г. в свет вышли первые приказы о борьбе с этими новыми предательскими методами борьбы за нашей спиной, вредительско-диверсионной войны, начатой по воле темных сил – «секретных служб» [обратите внимание!] – бандитами, шпионами и другими скрывающимися подонками, затем поддержанными идеалистами, которых теперь все прославляют как великих и патриотичных национальных «героев».
Эти приказы вместе с «законами о заложниках» других командующих составили декрет фюрера «Nacht und Nebel» – «Мрак и туман», который подписывал я сам, куда входили также все другие жестокие приказы 1942 г., предназначенные для того, чтобы превзойти врага в их самом дегенеративном методе ведения войны, всю жестокость и эффективность которой можно было оценить по достоинству только в моем кабинете, куда стекались все эти отчеты. Целью этих приказов было без прикрас показать всем немецким офицерам, которые были воспитаны в воображаемом мире «рыцарской» войны, что, столкнувшись с такими методами, выживет только тот, кто не побрезгует прибегнуть к самым безжалостным репрессиям в ситуации, когда «беззаконная война теней» стала бесчестно использовать преступление, чтобы запугивать оккупационные власти и терроризировать все население страны. Эти методы секретной службы Британии были слишком чужды для нас, немцев, и для нашего менталитета, что служит оправданием такого предупреждения нашим людям; но правильно ли было убеждать их в том лозунгом: «Терроризм можно победить только терроризмом», может быть, и правы те, кто теперь, при взгляде назад, оспаривает это. Пока любой добропорядочный немец учует запах дыма, его дом уже будет объят пламенем...
В начале июня 1941 г., после моего возвращения в Берлин, я застал у нас дома Ганса
