перехватило от негодования.

— Новорожденный жеребенок!? Как смеет этот наглец! Полагаю, твой братец рассчитал этого выскочку в ту же секунду?!

Из-за спины Саманты раздалось сдержанное покашливание Смитти, в котором острое ухо обязательно расслышало бы намек на хихиканье.

— Простите, мадам, боюсь, леди Саманта может схватить простуду, если так и будет стоять в мокром платье, — сказал он как можно громче.

— Ну конечно же, — встрепенулась тетушка Герти, — дорогая, я сейчас же пошлю за Милли. Она будет ухаживать за тобой, пока ты живешь здесь. Я привезла ее с собой из Хэмпшира, она прелестная девушка. Вы прекрасно поладите. А сейчас я прикажу слугам — куда они только все подевались! — принести тебе в комнату кадку с горячей водой. Ах, вот еще что! Комната для тебя! — Тетушка в растерянности потопталась на месте, потом вознесла глаза к потолку: — Кстати, ты помнишь, где твоя комната?

— Ну конечно, тетушка, помню, я ведь жила в ней весь прошлый сезон — мы приезжали вместе с Дрэйком и Александриной.

— Неужели? Тогда почему же он сам не вывез тебя в свет?

— Дрэйк думал, что семнадцать — это рановато, — кинулась Сэмми на защиту брата, к которому она относилась с нежным благоговением. — После папиной смерти он заменил мне отца. Он всегда заботился обо мне. Он очень любит меня.

— Я уж вижу…

В этом Сэмми сильно сомневалась: лишенный жизни взгляд тетушки свидетельствовал о том, что она ни слова не услышала из того, что объясняла ей племянница.

— Ну что ж… я пойду в свою комнату и приму ванну, — попыталась завершить разговор Саманта.

— Впрочем, если ты знаешь, где находится твоя комната, почему бы тебе не подняться к себе и не принять ванну? — невинно поинтересовалась тетка.

— Неплохая мысль, — пробормотала девушка, отворачиваясь от своей престарелой родственницы, чтобы та ненароком не увидела лукавой насмешки, и стала поспешно подниматься по лестнице.

Комната была такой же, как и год назад: мебель красного дерева и кровать, застеленная покрывалом густого розового цвета, с белыми оборками. Слуги не замедлили внести ванну с горячей водой, и это было очень кстати.

— Ах, Рэкки, сезон, должно быть, будет великолепным! — шепнула Саманта белому шерстяному мячику, пригревшемуся возле камина. Сэмми, улыбаясь, погрузилась в ванну и почувствовала спиной гладкую медную поверхность. — Я так мечтаю о балах, приемах, празднествах! Правда, мне немного неудобно перед тетушкой Герти, ведь я причиню ей столько беспокойства. В конце концов, она глухая, немощная и слегка слабоумная старуха. Необходимость сопровождать меня истощит ее до крайности. Да в этом и нет никакой необходимости: я ясно вижу свое будущее. — Сэмми мечтательно обняла себя за плечи. — Граф Гришэм… — благоговейно прошептала она. — Ремингтон Уорт… Славное имя, не правда ли, Рэкки? Ты заметил его глаза — такие серые, пронзительные… А ты почувствовал, что он словно излучает силу? — Девушка провела языком по губам. — Рэкки, завтра он будет здесь. Интересно, захочет ли он навестить нас послезавтра? Вряд ли. Он слишком хорошо воспитан, слишком опытен, чтобы выглядеть навязчивым. Вероятнее всего, он подождет несколько дней и лишь после этого попросит позволения нанести нам визит. Может быть, он даже будет моим первым партнером на моем первом балу. Может, он даже будет моим единственным партнером на моем первом балу. Интересно, правила допускают такое или он будет вынужден танцевать в очередь с другими джентльменами? Ах, как бы мне хотелось, чтобы Александрина была здесь! Вряд ли тетушка Герти станет хорошим советчиком в области чувств. Пожалуй, из книг я почерпну больше. Впрочем, надеюсь, все, что касается любви, я испытаю на себе. Надеюсь, у меня будет лучший в мире наставник в любовных вопросах. Ремингтон.

Солнце еще не показалось из-за туч, и тоскливый туман висел над глинистыми берегами, почти скрывая из виду лондонские доки. Дородный мужчина, подтянув повыше брюки и неуклюже переставляя ноги, топтался на берегу, то и дело потирая при этом шею.

— «Бегущая по реке» не появится в гавани еще… пожалуй, минут двадцать. Джонсон, мне кажется, ты теряешь нюх.

Мужчина, которого назвали Джонсоном, испуганно повернулся. Под слоем копоти лицо его стало бледным, глаза встревоженно шарили по берегу в поисках говорившего. Наконец взгляд его остановился на крошечной блестящей оранжевой точке. Некто пыхтел сигарой буквально в десяти футах от того места, где находился сам Джонсон. Только один человек в мире был настолько ловок, чтобы застать его именно в тот момент, когда он был совершенно беззащитен. И как он не расслышал шагов обладателя сигары?!

— Гришэм? — с надеждой прокаркал он. Рем щелчком пальца бросил окурок и каблуком вмял его поглубже в глину.

— Как я уже сказал, «Бегущая по реке» появится здесь, — Рем задумчиво посмотрел на течение Темзы, — не раньше, чем через пятнадцать минут. Причина задержки — ночной шторм.

Джонсон судорожно провел языком по губам:

— Что заставляет вас думать, что я жду…

— Табака и ликеров, которые ты собираешься стащить, на борту «Бегущей» значительно больше, чем предполагалось. Вопрос только в том, успеешь ли ты удовлетворить свою жадность прежде, чем тебя схватят на месте преступления. Я полагаю, ты заметил, что ночной сторож по какой-то необъяснимой причине решил сегодня изменить свой обычный маршрут. Как ты знаешь, ему предписывается осматривать этот участок реки каждые сорок пять минут, но дело в том… что мне бы не хотелось стать свидетелем того, как тебя схватят на месте преступления. — Рем беззаботно пожал плечами, сложил руки на груди и продолжал: — С другой стороны, на реке сильный туман, зрение у сторожа слабое… он может тебя даже не заметить… если, конечно, кто-нибудь не подскажет ему, куда надо смотреть…

— Гришэм, чего вы хотите? — взмолился бедолага Джонсон.

— У тебя есть еще один вариант: распрощаться с мыслью о воровстве и убраться отсюда подобру-поздорову. К несчастью, и это не поможет, если сторож узнает, что по пути на берег ты зачем-то заглянул к укрывателю краденого. Конечно, страж порядка будет вынужден обыскать тебя в любом случае, и что же он обнаружит? Десять разрозненных драгоценностей, спрятанных у тебя в куртке и штанах!

— Ну ты и ублюдок, Гришэм! Тебе и об этом известно?

— Меня крыли и похуже. — Граф скривил губы. — Итак, Джонсон, твое решение?

Грузное тело контрабандисте обмякло.

— Я уже спросил тебя, чего ты хочешь?

— Чтобы ты мне оказал одну небольшую услугу.

— Услуги, о которых ты просишь, никогда не бывают маленькими, Гришэм.

— Как и твои преступления, Джонсон. На некоторое время на берегу воцарилось молчание. Прервал его Гришэм:

— Я бы хотел, чтобы несколько твоих подельников — самых приличных, наблюдательных и проворных — пожертвовали своим сном ради меня.

— Что им надо делать?

— То, в чем ты преуспел — пошпионить за судами. Надо проследить, нет ли на кораблях чего-то необычного: может быть, слишком объемный груз, может быть, слишком много дозорных, может, матросы на матросов не похожи… Да мало ли что… Твоя интуиция тебя не подведет… Что касается выбора людей… — Рем потер подбородок, — начни с Джарвеса. Блестящая кандидатура. У него острый глаз и веские причины не отказываться от дела: стоит мировому судье прознать про то, что на прошлой неделе Джарвес обчистил трюм «Путешественника», стащив оттуда груз опиума, как наш друг окажется в тюрьме, откуда одна дорожка — на виселицу. Точно говорю тебе, на твоем месте я бы обязательно обратился за помощью к Джарвесу.

— От твоего внимания ничто не ускользает, не правда ли, Гришэм?! Ты знаешь все и обо всех…

— Если бы не экстренная надобность, я бы тебя не побеспокоил. — Рем повернулся, якобы намереваясь отправиться восвояси, но не удержался от отеческого напутствия Джонсону: — Расставь своих людей вдоль всего побережья Темзы. Не мешкай. Пусть смотрят во все глаза и не считают ворон. В конце недели тебя найдет Бойд, ему доложишь обо всем, что удалось выяснить.

— А как насчет сторожа? — несмело поинтересовался Джонсон.

— Он человек рассеянный, он может чего-то не заметить, — отозвался Гришэм, — но, Джонсон, забудь о «Бегущей»: этот груз нужен жителям Лондона. Помни, что тюрьма Ньюгэйт не самое удобное место для проживания.

Джонсон подождал немного и, удостоверившись, что фигура Гришэма полностью растворилась в тумане, смачно выругался.