которых он когда-либо встречал.

Готовясь ко сну, он вспоминал их разговор за обедом.

И изумлялся.

На следующее утро Мимоза проснулась с чувством ликования.

Было еще очень рано, но она встала и оделась.

Она уложила те немногие вещи, которые, по ее мнению, могли потребоваться ей во время поездки в Фубурбо Майус.

Спустившись вниз, она не удивилась, застав герцога за завтраком.

Он встал, когда она вошла в комнату.

Как только Мимоза села за стол, а Жак поспешил принести с кухни горячие блюда, герцог обратился к ней с вопросом:

— Вы уверены, что поездка не окажется для вас слишком утомительной?

Тон его вопроса без лишних слов подсказал Мимозе, что от кого-то герцог уже узнал о ее похищении.

В этом не было ничего удивительного, но все-таки она почувствовала смущение, поскольку ей снова приходилось лгать.

Надо признать, герцог был осторожен и старался не напоминать девушке о случившемся с нею.

Он знал: когда люди теряют память, их необходимо оставить в покое, пока они сами все не вспомнят.

Поэтому он выслушал уверения Мимозы, что с ней все будет в порядке, и заговорил о других вещах.

Жак отвез их в город в удобном экипаже; Элрок предположил, что куплен он был еще графом Андре.

Когда они приехали туда, где их уже ожидал караван. Мимоза сразу увидела, что лошадей им предоставили молодых и свежих, а следовательно, поездка окажется не такой долгой, как если бы они наняли верблюдов.

Чемоданы Мимозы и герцога навьючили на одну из лошадей.

Прежде чем покинуть виллу. Мимоза справилась о здоровье мадам Бланк, но услышала в ответ, что та еще не звонила горничной.

Мимоза невольно почувствовала облегчение: ей вовсе не хотелось пускаться в длинные объяснения относительно того, куда она отправляется и зачем.

Слуги, конечно, все знали, и Мимоза не сомневалась, что Сюзетта по их возвращении будет проявлять любопытство, особенно когда узнает, что Мимозу сопровождал герцог.

Было еще не жарко, хотя с восхода солнца прошло уже довольно много времени.

Когда они выезжали из города. Мимоза с увлечением принялась показывать герцогу руины огромного акведука Адриана.

Акведук был построен императором Адрианом для подачи чистой воды с гор в восьмидесяти милях от Карфагена.

Поражало, что сооружение все еще не обрушилось.

Восторг герцога напомнил Мимозе ее собственное первое впечатление от акведука.

— Вода по подземному каналу пересекает холмы, — объяснила Мимоза, — в некоторых частях города все еще используются римские каналы.

Герцог нашел это удивительным, но больше всего его поразили сияющие глаза Мимозы.

На него также произвело впечатление ее умение управлять беспокойной лошадью, которая ей досталась.

Без лишних вопросов он понял, что девушке было не привыкать к верховой езде.

Где ей удалось научиться этому, гадал герцог: на ранчо ее отца в Америке или, быть может, в обширных охотничьих угодьях Англии.

По дороге Мимоза показывала ему сохранившиеся римские колонны и храм Нимф, построенный во втором столетии.

Герцог становился все более заинтригованным.

Несомненно, казалось необычным, что молодая женщина, которой только и следовало бы интересоваться комплиментами мужчин, так восхищается древними постройками, пережившими столетия.

Они остановились перекусить в тени каких-то развесистых деревьев. Вокруг до самого горизонта простиралась равнина.

Блюда, приготовленные им в дорогу поваром с виллы, были восхитительны.

— Это такая прекрасная страна! — сказала Мимоза, глядя на открывавшуюся перед ней картину.

— И поэтому она так вам подходит, — заметил герцог. — Но скажите, разве вам не одиноко жить здесь совсем одной?

Он подумал, что, возможно, поторопился со своим вопросом, но Мимоза задумчиво проговорила:

— Но я лишь недавно осталась одна.

Герцог решил, что она имеет в виду графа.

Эта мысль неожиданно вызвала в нем раздражение. Ну почему столь красивая и явно неиспорченная молодая женщина должна тосковать о человеке, печально известном своими многочисленными страстными любовными похождениями?

Поднявшись на ноги, герцог резко сказал;

— Я думаю, нам пора двигаться!

Этот неожиданный тон заставил Мимозу взглянуть на спутника в изумлении.

Она не поняла, чем он так расстроен, но потом сказала себе, что это она поступала эгоистично, заставляя его терять время, когда он так стремился добраться до Фубурбо Майус.

Они тронулись в путь и остановились, только когда лошади начали спотыкаться от усталости.

Необходимо было установить палатки и приготовить еду, прежде чем зайдет солнце и вокруг станет темно.

Мимоза выбрала отличное место для ночлега на берегу небольшого озера.

Там была ровная площадка, на которой удобно было раскинуть палатки, которых оказалось две — большая и маленькая.

Проводники разместили их немного поодаль друг от друга.

Герцог, взглянув на них, неожиданно спросил девушку:

— Вам не будет страшно спать одной?

Мы могли бы поместиться вместе в большой палатке.

Мимоза, казалось, не поняла некоторой двусмысленности его вопроса и отвечала бесхитростно:

— Мне кажется, я чувствовала бы себя в большей безопасности, если бы моя палатка стояла поближе к вашей.

По правде говоря, герцог предлагал совсем другое.

Когда она велела людям переместить палатки поближе друг к другу, он цинично усмехнулся.

Он все еще гадал, разыгрывает ли девушка из себя недотрогу, или и вправду совсем не воспринимает его как мужчину.

Он усмехнулся, подумав, что последнее объяснение не слишком лестно для его эго.

Конечно, странно было столкнуться с женщиной, которая не готова упасть в его объятия даже прежде, чем он спросит, как ее зовут.

Он настолько привык к успеху у женщин в Лондоне и особенно к изощренной охоте за ним со стороны леди Сибил, что никак не мог понять, о чем думает Мимоза.

Девушка подошла к нему и сказала:

— Как только установят палатки, я думаю лечь спать. Нам следует выехать рано, а поскольку до Фубурбо Майус осталось всего около десяти миль, дорога туда не займет у нас много времени.

— Звучит заманчиво, — согласился герцог, — но вам, несомненно, следует расположиться в большей палатке.