кресле, охваченная вихрем секса. В ее мозгу настойчиво звучал голос, твердивший, что все это неправильно, тогда как тело утверждало, что все правильно. Она иногда поглядывала на экран, не фиксируя внимания на изображениях, мелькавших перед глазами, чтобы дать себе небольшой отдых от бесконечного потока наслаждения, грозившего совсем скоро разразиться величественным оргазмом. И затем он начался. О Господи! Какой же это был оргазм! Молча, разумеется, сдерживая вздохи и стоны, которые рвались наружу, закрыв глаза, она испытывала волны сильнейшего наслаждения. «Женщина создана для того, чтобы испытывать подобные ощущения, — подумала она, — я же слишком долго отказывала себе в них». Наслаждение разливалось по телу, достигая каждого нервного окончания. И прежде чем она смогла повернуться, чтобы поблагодарить этого мужчину, он внезапно, легко и грациозно изогнувшись, растворился в темноте, испустив, как ей показалось, вздох облегчения. Не может быть, чтобы все было так легко, это так замечательно!

Марчелла привела в порядок одежду, поправила юбку, зная, что снова и снова будет приходить сюда, как это делала Эми. Эти посещения станут ее стыдливым секретом, которым она ни с кем не станет делиться, даже с Эми. Для Эми это был всего лишь один из многих способов получения удовольствия, но для Марчеллы это была удивительная возможность дать своему телу проявить способность к наслаждению, наполниться новым загадочным опытом. Никому не будет позволено разделить ее триумф, никто не узнает, как она преодолевает сексуальный голод. Как преодолевает предубеждения против женщин в Манхэттене, достигающих сексуального счастья. Ей не нужна одобряющая улыбка Эми; она сохранит этот секрет для себя самой. Она покинула клуб совершенно другим человеком. То, что произошло в кинозале, полностью изменило представление Марчеллы о себе самой.

— Груди! — сказала Соня, распахивая выданный ей халат и обращаясь к известному хирургу- косметологу, стоя перед ним в его кабинете в Ла Джолле. — Большие, соблазнительные, сексуальные груди!

Она распахнула халат, выставляя напоказ голое тело.

— Не слишком большие, надеюсь, — уточнил врач, профессиональным взглядом окидывая тело, а затем взглянул на нее не совсем профессионально, скорее похотливо.

— Почему бы и нет? — Она провокационно прикоснулась к своему телу, не переставая улыбаться врачу. Он был тучным и лысым, лет примерно пятидесяти, и разглядывал ее сквозь сильные линзы очков. Он был четвертым по счету специалистом по пластическим операциям; трое других отказались ее оперировать.

— Потому что они будут непропорциональны для вашего тела.

Перегнувшись через стол, он легонько коснулся ее грудей своими бледными руками врача. Устроившись обратно в кресле, он знаком показал, что можно одеваться.

— Вы очень красивая молодая девушка, — проговорил он. — С чего вы взяли, что вам нужно оперироваться?

— Я работаю моделью.

Соня напустила на себя простодушно-откровенный вид, глядя прямо в глаза врачу.

— Я мечтаю получить массу работы, а сейчас в моде модели с большими бюстами. Где будет шов? Я его увижу?

— Его сможет разглядеть какой-нибудь счастливчик, оказавшийся внизу, — смеясь, проговорил он, — если вы при этом будете стоять обнаженной и он приподнимет груди.

— Они что, будут свисать над швом? — спросила она.

— Силиконовый имплантант не нависает, — поправил он, — выполненные мною швы на девяносто процентов затягиваются и почти невидимы. Вам действительно хочется столько силикона?

Соня утвердительно кивнула:

— Столько, сколько потребуется.

— А вы?.. — спросил он, останавливая руку, начавшую было заполнять карту. — Сколько вам лет, мисс Уинтон?

— Восемнадцать, — ответила она. — У меня есть удостоверение личности.

Один парень из отеля, в котором она поселилась, раздобыл ей поддельный документ.

— Вы несколько молоды для такого количества имплантанта, — сказал он. — Нельзя ли подождать годок-другой? Что думают по этому поводу ваши родители?

— Я сирота, — ответила она. — Мне также хотелось бы немного уменьшить нос. Вы можете сделать мне две операции сразу?

— А чем вам не нравится ваш нос? — Он удивленно изогнул брови. — На мой взгляд, с ним все в порядке.

— Для обычной жизни — может быть, — вздохнув, терпеливо принялась объяснять она, — но для фотографов чем меньше нос, тем лучше. Мне действительно хочется крохотный. Цена меня не волнует. Родители оставили мне кучу денег. Что вы скажете? Вы сможете сделать сразу обе операции?

Он с негодованием взглянул на нее, закрыв папку, которую собирался надписать ручкой фирмы «Монблан».

— Боюсь, ничем не смогу вам помочь, — произнес он. — Я не специалист по носам, и не верю, что вам восемнадцать лет, есть у вас удостоверение личности или нет. Я бы дал вам около пятнадцати. У меня нет привычки обсуждать подобные вопросы с молодыми особами без присутствия их родителей или сопровождающих.

Соня закусила губу, стрельнула на него своими фиалковыми глазами.

— Какая разница, сколько мне лет, если я за все плачу? — спросила она, вставая со стула. — У меня есть наличные. В этом нет ничего противозаконного, не так ли?

Он пожал плечами, отложив папку в сторону:

— Относительно законности мне придется проконсультироваться у моего адвоката, однако у меня есть собственное правило: не оперировать подростков, разве что в случаях, не терпящих отлагательства. А теперь идите и забудьте об операции. Раньше чем через пять лет и не приходите, если, конечно, к тому времени не передумаете оперироваться. Вы еще ребенок!

Соня широко распахнула выданный халат:

— Неужели? И это вы считаете детским телом? Врач взглянул на нее:

— Если вы настаиваете на самовредительстве, вам придется найти кого-нибудь другого, кто менее меня дорожит своей репутацией. Я очень надеюсь, что вы не сможете найти интересующего вас человека. Ваше тело еще не прекратило расти. Возможны различные осложнения.

— О черт!

Соня вышла из кабинета в комнату для переодевания. Пока что ее возраст был наиболее труднопреодолимым препятствием. Набросив одежду, она вышла из клиники на улицу, где ее поджидало такси.

Когда они проезжали вдоль берега, она не отрываясь смотрела на океан. Ей удалось уговорить старую женщину, вызвавшуюся помочь найти ее мать, устроиться в лучшем отеле Ла Джоллы «Ла Резиденсия». Поскольку у нее не было кредитной карточки, ее попросили оплатить проживание вперед. Это было две недели назад, и все это время персонал гостиницы с симпатией выслушивал ее рассказы о том, что она богатая сирота, удалившаяся на отдых, чтобы развеяться после ужасной автокатастрофы, унесшей жизни ее обоих родителей. Пятидесятидолларовые банкноты, которыми Соня щедро одаривала горничных и официантов, обеспечили ей определенную популярность, а когда многие стали удивленно поднимать брови, видя обилие наличных денег, она приобрела туристские чеки.

Наиболее полезным изо всех пока оказался парень с прямым взглядом, одевавшийся как банковский служащий, отвечавший за бухгалтерию отеля. С момента, когда Соня заплатила ему толстой пачкой банкнотов, он был ею просто очарован, и когда Соня пожаловалась ему на трудности судьбы, тут же предложил достать поддельное удостоверение личности. В награду за это она обещала ему обед, но всячески тянула время и не торопилась выполнять обещание. 0н был слишком серьезным, слишком напористым, и она опасалась, что вновь придется испытать то, что уже пережила в машине с египтянином три недели назад. Эти три недели теперь казались тремя годами в ее жизни, богатой переменами. Она все еще не была уверена в том, как ко всему этому относилась. Одна часть ее души была возмущена, напугана и оскорблена, но другая, принадлежавшая повзрослевшей Соне, начинала чувствовать, что при определенных