— Тете Абигайль трудно угодить. Особенно если это касается меня. Ведь я дочь своей матери, а от нас одни неприятности.
— Неужели? — промолвил он. — Я бы никогда не подумал так.
По лицу девушки скользнула горькая улыбка.
— Моя мать вышла замуж за человека ниже своего положения, — объяснила она. — Она была дочерью английского дворянина, но имела глупость сбежать с простым французским офицером.
Черные глаза Рутвена прищурились.
— И этим оскорбила своих родных?
— Так считала ее семья, — сказала Грейс. — И, вне всякого сомнения, так думаете вы.
— При всем уважении, мадемуазель Готье, вы не имеете понятия о том, что я думаю.
Грейс опустила глаза.
— Извините. Вы правы.
— Но ее простили? — продолжил Рутвен. — Ваша мать примирилась с семьей?
Грейс пожала плечами.
— Мою мать очень любили. В детстве я время от времени приезжала сюда, и мои дедушка и бабушка приучили меня считать этот дом своим. Но я… — ее голос дрогнул, — по-прежнему думаю об Алжире как о родном доме. Мы были счастливы там: мама, папа и я.
Рутвен словно прочитал ее мысли.
— Вы не можете уехать из Лондона, мадемуазель Готье. Ведь вы думаете об этом, не так ли?
— Вообще-то да, — призналась она.
— Ваше пребывание в доме леди Абигайль так невыносимо?
Губы Грейс иронически изогнулись.
— На свете не так уж много вещей, действительно невыносимых, милорд, — сказала она. — Но мне и правда не слишком комфортно здесь. Моя тетя живет в прошлом и полна горестных воспоминаний.
— Почему?
Грейс сделала глубокий вздох.
— Моя мать была редкой красавицей, от которой ожидали, что она сделает хорошую партию и спасет семью от разорения. Когда она предпочла неудачно выйти замуж только из эгоизма — слова моей тети, — то впустую растратила свое единственное достоинство.
— И это погубило жизнь вашей тети… Но каким образом?
— Тетя Абигайль осталась незамужней, — сказала Грейс. — Она утверждает, что в семье не было денег на приданое. Что все истратили на маму, а она опозорила семью. Поэтому тетя жила здесь все эти годы, наполняясь желчью, а после смерти дедушки существовала за счет благотворительности нынешнего графа, какой бы скудной та ни была.
Рот Рутвена презрительно скривился.
— Какое малодушие и потакание своим слабостям!
— Возможно, — вздохнула Грейс. — Но мне придется терпеть, пока Нейпир не закончит свою работу.
— А потом?
— А потом я вернусь во Францию. — Она сцепила руки на коленях. — Сниму маленький коттедж и буду вести тихую спокойную жизнь. Я надеюсь обрести покой, если не счастье.
— Вот как? — скептически произнес он, поставив чай, к которому не притронулся. — Что ж, могу только пожелать вам удачи.
Он резко поднялся и подошел к окну.
— Милорд? — В замешательстве Грейс последовала за ним. — Я вас чем-нибудь обидела?
— Ну что вы, — сказал он, не глядя на нее. — Конечно, нет.
— Тогда в чем дело?
Он прошелся пятерней по своей смоляной гриве. Это был характерный, почти мальчишеский жест, и Грейс снова задумалась о его возрасте. Он был женат и похоронил жену. Возможно, у него даже есть дети. Как глупо, что подобное не приходило ей в голову. Она совсем ничего не знает о нем.
Грейс все еще размышляла об этом, когда Рутвен снова заговорил, так мягко, что она едва узнала его голос:
— Видите эти тени, Грейс? — Он смотрел на ряд домов напротив. — Они неотвратимо крадутся через улицу каждый день, обреченные поглотить нас с заходом солнца. Так же и судьба. Ее нельзя избежать. Порой, прежде чем упадет занавес, нам удается увидеть то, что лежит за ним. А порой то, что мы видим, не более чем химера — или отражение наших страхов.
Грейс видела только соседскую няню, толкавшую перед собой коляску. Но Рутвен, казалось, говорил буквально. Она снова подумала о темной энергии, исходившей от него, и убрала руку, чуть не коснувшуюся его локтя в тщетной попытке утешения.
Маркиз покосился на нее.
— Надеюсь, вы обретете покой, Грейс, — сказал он. — Но Франция сейчас политически нестабильна. Для вас небезопасно покинуть Англию в обозримое время — впрочем, как и оставаться здесь.
Его слова прозвучали так сердечно, что Грейс не стала укорять его за фамильярность. Более того, звук ее имени на его устах стал казаться ей естественным.
— Я не могу увидеть, что прячется в тенях, которые окружают вас, Грейс, — продолжил Рутвен. — Не могу. Я чувствую себя… слепым.
— Никто не знает будущего, милорд, — заметила она, несмотря на легкий озноб. — Да и кто бы пожелал? Уверена, это было бы большой ошибкой.
Он прижал ладонь к стеклу, раздвинув пальцы, словно пытался остановить тени. Не в первый раз Грейс подумала, что он знает больше, чем говорит ей.
— Вы простили меня? — спросил маркиз, прервав ее мысли. — За то, что произошло на Уайтхолл- плейс?
Грейс догадывалась, что он имеет в виду.
— А что, собственно, произошло? — произнесла она легким тоном. — Это был всего лишь поцелуй, милорд. И как вы справедливо указали, мне уже приходилось этим заниматься. Полагаю, и вам тоже?
В его темных глаза мелькнуло веселье.
— Да, пару раз.
Грейс протянула руку.
— В таком случае, — сказала она, — забудем об этом.
— Хорошо, — отозвался Рутвен.
Однако, вместо того чтобы пожать, он поднес ее руку к своим губам. Но помедлил, глядя ей в глаза и обдавая теплым дыханием ее пальцы. Затем, словно в нем что-то дрогнуло, закрыл глаза и притянул ее в свои объятия.
— Идите ко мне, — шепнул он.
Грейс не заставила себя упрашивать, тоскуя по его теплу, которое тотчас окружило ее, вместе с его запахом, который уже стал мучительно знакомым. Ей казалось, что его сила просачивается в нее, что было, конечно, чистым безумием.
— Я хотел бы поцеловать вас, — сказал он, устремив на нее испытующий взгляд.
Она усмехнулась:
— Вы спрашиваете разрешения?
— Да, — хрипло произнес он. — И вам следовало бы сказать «нет».
Грейс судорожно сглотнула.
— А если я этого не сделаю?
— Тогда я буду целовать вас до потери сознания, — заверил он, — надеясь, как дурак, что вы будете умолять о большем.
О, как ей этого хотелось! Вопреки логике и жизненному опыту Грейс жаждала отдаться этому мужчине. Она так долго была одна.
Девушка подняла к нему лицо и закрыла глаза.
Его губы легко прошлись по ее губам, затем еще раз, словно искушая. Грейс откликнулась, склонив