оплакивала несбывшиеся обещания и утраченные надежды. Детей, оставшихся без отца, и хорошего человека, жизнь которого безжалостно и хладнокровно оборвали намного раньше отведенного срока.

И тем не менее она не могла вспомнить лица Итана.

От этой мысли она расплакалась еще сильнее.

Грейс вернулась домой в середине дня, проделав последний отрезок пути по Оксфорд-стрит, где купила хлеб и свежие овощи, которые заказала кухарка. Свернув на Дьюк-стрит, она с удивлением увидела у кромки тротуара роскошную карету — покрытую черным лаком, с красно-золотым гербом на дверце, парой надменных лакеев, расположившихся на запятках, и чернобородым кучером, восседавшим на облучке. Рядом с этим великолепием ее обшарпанная коляска казалась еще более убогой.

Бросив на троицу беглый взгляд, Грейс поднялась на крыльцо и вошла в дом. В холле ее встретила Мириам, с круглыми как блюдца глазами.

— Я ничего не забыла, — сказала Грейс, сунув ей пакеты. — Даже купила любимый тетин салат…

— Бог с ним, с салатом, мисс, — перебила ее горничная, понизив голос. — К вам джентльмен.

Грейс приглушенно выругалась, догадавшись, кому принадлежит великолепный экипаж, который она видела у входа. Маркиз Рутвен, надо полагать, никогда не ездил в наемных кебах.

Карточка, которую вручила ей Мириам, подтвердила ее подозрения.

Грейс положила ее на столик, стараясь не обращать внимания на охватившее ее волнение.

— Тетя дома?

— Она на собрании дамского общества, мисс, — сказала Мириам. — Но джентльмен хотел видеть вас — и вряд ли он пожелает ждать.

— Да уж! — сухо отозвалась Грейс. — Подай нам крепкого чая, Мириам, пока я переобуюсь.

Она поспешила вверх по лестнице, чтобы сменить пыльные уличные ботинки на туфли и привести в порядок прическу. А заодно припудрила красноватые круги вокруг глаз. Она не нуждается ни в чьей жалости.

Не было нужды спрашивать, куда Мириам препроводила лорда Рутвена. Единственной комнатой, достойной столь блестящего посетителя, была гостиная, но даже и там ощущались следы запустения. Дверь была распахнута.

Грейс помедлила на пороге. Лорд Рутвен стоял спиной к ней, глядя в окно. Одной рукой он опирался на трость, другая лежала на бедре, приподняв полу черного фрака, так что виднелся серый шелковый жилет. Он являл собой образец мужской элегантности, и Грейс потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями.

— Доброе утро, мадемуазель, — сказал он не оборачиваясь. — Надеюсь, я не доставил вам беспокойство своим визитом?

Грейс сухо кашлянула.

— Как вам это удается, милорд?

— Доставлять беспокойство? — Он повернулся к ней, выгнув бровь.

— Нет, производить впечатление, будто у вас глаза на затылке, — пояснила девушка. — Это действует на нервы.

Маркиз небрежно помахал рукой перед своим носом.

— Ваш аромат, мадемуазель, — промолвил он. — Его ни с чем не спутаешь.

— Я не пользуюсь духами.

— Именно поэтому он ваш, — улыбнулся Рутвен. — Вы позволите мне сесть?

— Mais oui.[12] — Грейс закрыла дверь и слегка улыбнулась. — Мне бы не хотелось задирать голову, глядя на вас.

Рутвен уселся на изящный стул, что при его росте и длине ног могло бы выглядеть довольно несуразно. Однако, как ни странно, он казался даже более опасным, чем обычно, словно сокол, восседающий на краю скалы, озирая окрестности в поисках добычи.

Внезапно Грейс вспомнила их первую встречу и его жесткое лицо, нависшее над ней, когда она пришла в себя в саду клуба. С еще затуманенным сознанием она приняла его за Люцифера — красивого, смуглого и демонического. Теперь она и вовсе не знала, что думать о нем.

— Мадемуазель Готье? — Его вкрадчивый голос вернул ее к реальности.

— Прошу прощения? — спохватилась Грейс, сообразив, что тупо глазеет на него.

— Я спросил, хорошо ли вы провели утро, — повторил маркиз.

— Merci, да… — Она замолкла. — Вообще-то нет. У меня было ужасное утро. Я ездила на кладбище.

— Одна?

— Да.

— Сожалею. — Он отвел глаза. — Никто не должен посещать подобные места в одиночестве.

— Такое впечатление, что вы судите по личному опыту, — заметила Грейс.

Рутвен по-прежнему избегал ее взгляда.

— Я потерял жену, будучи совсем молодым, — отозвался он после короткой паузы. — Это было… невыносимо.

— Мне очень жаль, — сказала Грейс. — Примите мои соболезнования.

Рутвен молча кивнул, сидя со сложенными на коленях руками. Накрахмаленные манжеты рубашки казались ослепительно белыми по сравнению с его смуглыми руками. Он напомнил Грейс парадный портрет Сулеймана Великого, сидящего на троне, который она однажды видела на распродаже, — такой же невозмутимый, сдержанный и царственный.

И тем не менее он излучал мужественную энергию. Грейс снова вспомнила, как он поцеловал ее как опытный страстный любовник. Подобного она никогда в жизни не испытывала. Интересно, он тоже вспоминает об этом, испытывая неловкость, словно жар того поцелуя запечатлелся на его губах?

При этой мысли она невольно коснулась губ кончиками пальцев.

Рутвен выдал себя, блеснув глазами, в которых светились едва сдерживаемые эмоции.

В комнате на минуту повисла неловкая тишина. Положение спасла Мириам, явившаяся с чайным подносом. Грейс принялась разливать чай, радуясь, что ее руки не дрожат.

Что с ней творится? Ведь перед ней всего лишь мужчина. Впрочем, она не могла отрицать, что в Рутвене есть нечто демоническое и глубоко чувственное.

— Это зеленый чай, который мы обычно пили дома, — сообщила она. — Помнится, он очень нравился сержанту Уэлему. Будете пить так или с молоком?

— Спасибо, лучше так, — отозвался он.

Грейс наполнила его чашку, высоко подняв чайник, так что наверху образовалась пена.

— Сахар я положила, — предупредила она. Рутвен сделал глоток.

— И мята ощущается, — задумчиво произнес он, слабо улыбнувшись. — Крепкий, терпкий и душистый. Я словно снова очутился в Касбе.

— Правда? — промолвила она, наливая чаю себе. — Вы провели там много времени?

Рутвен выгнул бровь.

— С Рэнсом Уэлемом в качестве спутника? Вы это хотели уточнить? Я предпочел бы не распространяться на эту тему.

— У сержанта Уэлема было несколько дурных привычек, милорд. — Она поставила чайник на стол. — И слишком тяжелая жизнь. Надеюсь, он не испортил вас?

Рутвен помолчал, смакуя чай.

— Скорее наоборот, — отозвался он наконец. — Но эта история не для дамских ушей. Я заехал, чтобы рассказать вам, что мне удалось узнать о расследовании смерти вашего жениха.

Грейс взглянула на свою чашку.

— Вы как-то спросили, любила ли я мистера Холдинга, — сказала она. — Поймете ли вы меня, если я скажу, что я отчаянно этого хотела?

Его голос смягчился.

— Да, наверное.

Грейс почувствовала, что ее нижняя губа дрожит.

— Я не скорблю о потере жениха, — прошептала она. — Теперь я понимаю, что мне не следовало