хвосте колонны, успели повернуть коней и вскачь пустились назад, по дороге. Зная, что там они столкнутся с отрядом Алтухова, Василий тотчас послал следом за ними с полсотни всадников, чтобы зажать их с двух сторон. Алтухов в это время уже подходил к поляне. Попав между двух огней, беглецы предпочли в новый неравный бой не вступать и сдались по первому требованию.
– Ну, с полем тебя, Василей Пантелевч,– сказал воевода, подъезжая к Василию.– Быстро ты управился! Мы всего на версту позади их держались и то ко времени не поспели. Однако много вы их посекли, – добавил он, оглядывая усеянную телами поляну. Чтобы в другой раз поразмыслили, допрежь чем идти разбойничать в нашу землю,– ответил княжич, снимая шлем и вытирая платком вспотевшую голову. – Но их тут больше повязанных валяется, нежели убитых. Разбери-ка, Семен Никитич, что к чему, да наведи счет и порядок. Такоже погляди, чтобы раненым немедля была помощь оказана.
Алтухов тотчас приказал освобожденным крестьянам подобрать раненых и отнести их на берег ручья, протекавшего нескольких саженях от поляны. Убитых он велел складывать отдельно, у дороги. Дружинники, под наблюдением Никиты, тем временем собирали пленных, ловили коней и сносили в кучу взятое у брянцев оружие.
Через полчаса итоги сражения были подведены. Карачсвский отряд потерял убитыми восемь человек, и более двадцати были ранены, из них пятеро тяжело. Победителям досталось полтораста пленных, около двухсот лошадей и много оружия. У брянцев семнадцать воинов было убито и свыше тридцати ранено.
– А среди взятых, кроме Голофеева, есть ли еще дети боярские? – спросил Василий, когда воевода доложил ему обо всем.
– Есть четверо, княжич.
– Добро, Семен Никитич, пойдем-ка поглядим, что там за люди, да рассудим и урядим что надобно.
Осмотрев пострадавших, раны которых обмывали у ручья, а затем перевязывали, обложив листьями подорожника, Василий и Алтухов вышли на дорогу. Справа от нее стояла толпа пленных брянцев, слева группа отбитых крестьян. Глянув в их сторону, княжич заметил, чуть поодаль от других, миловидную девушку лет семнадцати. Рядом с нею, спиной к дороге, стоял воин в высоких сапогах, кольчуге и шлеме, на боку его висела кривая сабля. Оп держал девушку за руку и что-то ей говорил,– слов не было слышно, но по счастливому выражению ее разрумянившегося лица нетрудно было догадаться, о чем у них шел разговор.
– Эге, человече, ты, я вижу, времени терять не любишь,– сказал Василий, подходя к этой паре и коснувшись плеча воина рукоятью плети. Дружинник быстро обернулся, и княжич с удивлением узнал Лаврушку.
– Вон оно что!– вымолвил он.– Где ж это ты разжился столь знатным доспехом?
– Сбил с седла одного ворога, пресветлый княжич, ну и завладел его справой. В самую пору на меня все пришлось!
– Ну, молодец! Дружинник теперь ты важный, ничего не скажешь. Вижу, и невесту себе заимать успел?
– Да вот, случилась она средь тех людей, что брянцы из Бугров угнали…
– Теперь разумею, почто ты так рвался в битву: зазнобушку свою выручить спешил! Ну, что ж, значит, невдолге и свадьба?
– Не отдают за меня Настю родители,– сокрушенно промолвил Лаврушка.– Бают, голь я перекатная.
– Где же голь, ежли ты княжий дружинник? Не печалуйся, да и ты, Настенька, не кручинься. Коли снадобится, сам буду вашим сватом, авось мне не откажут!
Оставив просиявшую при этих словах пару, Василий обратился к столпившимся вокруг крестьянам:
– Ну, как, мужика, все свое добро понаходили?
– Благослови тя Христос, пресветлый княжич, спаситель наш,– загалдели крестьяне, кланяясь в землю.– Все как есть в сохранности оказалось, туточки на телегах все было покладено!
– Добро, значит, в этом убытка вам нет. Кто у вас тут староста?
– Ежели тебе от Клинковской общины, то
– Нет, мне ты и надобен. Как звать-то тебя?
– Ефимом звать, пресветлый княжич. Робкин я, сын Степанов.
– Скажи, Ефим, сильно погорело ваше село?
– Да, почитай, ничего не осталось,– ответил староста.– Ведь энти аспиды кажную избу порознь подпалили, а в ту пору еще и ветер был.
– Сколько же у вас всего дворов?
– Десять дворов, батюшка.
– А Бугры тоже спалили?
– Не, Бугры токмо пограбили. Видать, дюже поспешали они, анафемы.
– Все одно не ушли! А как мыслишь ты, староста, во что станет отстроить ваше село?
– Да что ж, лесу-то нам не куплять, – вишь сколько его Господь вырастил на потребу людям! А ежели на кажный двор, сверх того, прикинуть серебром гривны по две, так лучше прежнего построиться и зажить можно.
Добро,– сказал Василий,– получите по три гривны па семью. Да родителя стану просить, чтобы на два года ослобонил вас от податей. Ну, а теперь разбирайте телеги и езжайте с Богом. До ночи в обрат поспеете.
Отойдя от крестьян, земно кланявшихся и выкрикивавших слова благодарности, Василий приблизился к пленным брянцам. Они толпились по другую сторону дороги и, слушая, что княжич говорил смердам, толкали друг друга локтями и переглядывались, в Брянщине такого не бывало.
– Ну, вот что,– жестко сказал Василий, обращаясь к ним. – С воеводой вашим и с боярскими детьми разговор у меня будет особый, а сейчас слово мое к простым воям: взял я вас в бою, на своей земле и с поличным,– с поятыми у нас людьми и добром. Войны промеж Брянском и Карачевом ныне нет, и мог бы я вас всех казнить, аки татей и разбойников, ибо обратить в холопы. Но я того не хочу, ибо ведаю: не своей охотой пошли вы на это подлое дело, а лишь по приказу. Того, кто его дал, судить будет Бог, вас же я отпускаю на волю.
* Гривна – основная денежная единица Древней Руси. Существовало три типа гривны: золотая, серебряная и кунная. Их стоимость и соотношение менялись в зависимости от эпохи. В XIV в. серебряная гривна заключала около 200 граммов чистого серебра. Золотая гривна ценилась в 6.5 раза дороже, а кунная – в 4 раза дешевле серебряной.
Запомните все мое слово да перескажите другим: карачевские князья никакой русской земле не вороги, чужого они не ищут, но за свою вотчину и за людишек стоят крепко,– то вы сегодня и сами видели. Кони ваши, оружие и доспехи взяты нами в честном бою и останутся нам. Вы же берите своих убитых да раненых и ступайте с Богом. А ежели кто из вас вдругораз попадется мне за разбоем, разговор с ним ужо будет иной: прикажу повесить на первом суку. Тому верьте, ибо слово мое крепко.
– Спаси тя Христос, княжич,– раздались голоса из толпы, – нешто мы по своей воле пришли? Не дает Господь Брянщине добрых князей, вот и сами маемся, да и соседям поперек горла стоим!
Из гущи пленных, раздвигая локтями других и подталкивая друг-друга,
