— Это его ружье. Дика. Они с Дэвидом иногда ходят на охоту. На кроликов главным образом.
Это было ружье 12-го калибра, «Сэведж» 300-й модели; ложу украшали изящно выгравированные взлетающие фазаны.
— Как давно оно у Дика?
Вопрос детектива вывел миссис Хикок из задумчивости.
— Это ружье стоит больше сотни долларов. Дик купил его в кредит, и теперь магазин не берет его обратно, хотя оно всего месяц назад куплено и пользовались им только раз — в начале ноября, когда Дик с Дэвидом ездили в Гриннел поохотиться на фазанов. Он, когда его покупал, воспользовался нашими именами — ему папа разрешил, — так что теперь мы несем ответственность за выплаты, а ведь Уолтер так серьезно болен, да еще как подумаешь, сколько всего нам нужно было бы купить, а мы во всем себе отказываем… — Она задержала дыхание, словно пыталась остановить приступ икоты. — Вы уверены, что не хотите еще чашечку кофе, мистер Най? Не стесняйтесь.
Детектив прислонил ружье к стене, хотя не сомневался, что это то самое оружие, из которого были убиты Клаттеры.
— Спасибо, но уже поздно, а мне надо возвращаться в Топику, — сказал он и затем, сверившись с записями в блокноте, произнес: — Теперь я быстренько перечислю факты, а вы мне скажете, правильно ли я понял. Перри Смит прибыл в Канзас в четверг, двенадцатого ноября. По словам вашего сына, этот человек приехал сюда, чтобы забрать некую сумму денег у своей сестры, проживающей в Форт-Скотте. В ту субботу они вдвоем отправились в Форт-Скотт и остались там на ночь — я полагаю, в доме сестры?
Мистер Хикок сказал:
— Нет. Они ее так и не нашли. Похоже, она сменила адрес.
Най улыбнулся.
— Однако они остались там на ночь. И в течение следующей недели, то есть с пятнадцатого по двадцать первое, Дик продолжал встречаться со своим другом Перри Смитом, но в остальном, по крайней мере насколько вам это известно, вел обычный образ жизни: жил дома и говорил, что каждый день ходит на работу. Двадцать первого он исчез, и Перри Смит тоже. И с тех пор вы не получали от него никаких известий? Он не написал вам?
— Он боится, — сказала миссис Хикок. — Стыдится и боится.
— Стыдится?
— Да, того, что он совершил. Того, что снова причинил нам горе. И боится, потому что думает, что мы его не простим. Как всегда прощали. И будем. У вас есть дети, мистер Най?
Он кивнул.
— Тогда вы знаете, как это бывает.
— И последний вопрос. Может быть, у вас есть идея, любая, куда ваш сын мог уехать?
— Откройте карту, — сказал мистер Хикок. — Ткните пальцем — может быть, и попадете.
День клонился к вечеру, и водитель автомобиля, коммивояжер средних лет, которого мы здесь назовем мистером Беллом, устал. Ему не терпелось остановиться где-нибудь и поспать. Однако он был всего в ста милях от цели своего путешествия — Омахи, штат Небраска, где располагалась штаб-квартира большой мясоупаковочной компании, на которую он работал. Правила компании запрещали продавцам подбирать голосующих на дороге, но мистер Белл часто их нарушал, особенно если ему было скучно и клонило в сон, поэтому, когда он увидел на обочине двоих молодых людей, он немедленно затормозил.
Они показались ему «о'кей». Тот, что повыше, жилистый, с грязными коротко остриженными светлыми волосами, был учтив, и улыбка у него была приятная, и его товарищ, «коротышка», державший в правой руке губную гармонику, а в левой — раздутый плетеный чемодан, показался «очень даже милым», застенчивым, но дружелюбным. В любом случае, мистер Белл, совершенно не догадывавшийся о намерении своих гостей удавить его ремнем и, забрав деньги и машину, закопать труп в прерии, был рад компании, людям, с которыми можно поговорить, чтобы не заснуть по дороге.
Он представился, затем спросил, как их зовут, и приветливый молодой человек, севший рядом с ним на переднее сиденье, сказал, что его имя Дик. «А это — Перри», — сказал он, подмигнув Перри, сидящему за спиной водителя.
— Я могу довезти вас до Омахи, парни.
Дик сказал:
— Спасибо, сэр, мы как раз туда и направляемся. Надеемся подыскать какую-нибудь работу.
А какую они ищут работу? Коммивояжер подумал, что смог бы им помочь. Дик сказал:
— Я первоклассно крашу машины. И еще я хороший механик. Я привык честно отрабатывать свои деньги. Мы с приятелем только что из Старой Мексики. Думали обосноваться там. Но черт бы их побрал, эти мексиканцы ни шиша не платят за работу. На такие деньги белый человек жить не может.
Ах, Мексика. Мистер Белл объяснил, что он провел медовый месяц в Куэрноваке. «Мы всегда хотели еще раз туда съездить, но трудно разъезжать, когда у тебя пятеро детей».
Перри, как он позже вспоминал, подумал: пятеро детей — что ж, очень плохо. И слушая тщеславный треп Дика, слушая, как он расписывает свои «любовные победы» в Мексике, он думал: как это «нездорово», как «нарциссично». Подумать только, так выкладываться, чтобы произвести впечатление на человека, которого собираешься убить, человека, которого через десять минут уже не будет в живых, если их с Диком план не провалится. А с чего бы ему проваливаться? Все складывалось просто идеально — как раз такой случай они искали в течение трех дней, что им потребовались для переезда автостопом из Калифорнии в Неваду и через Неваду и Вайоминг в Небраску. До сих пор, однако, подходящей жертвы им не встретилось. Мистер Белл был первым преуспевающим на вид одиноким путешественником, который предложил их подвезти. До этого их подбирали или водители грузовика, или солдаты, а однажды — пара чернокожих чемпионов-борцов в «кадиллаке» нежно-сиреневого цвета. Но лучше мистера Белла жертвы просто не сыскать. Перри ребрами чувствовал содержимое кармана кожаной куртки. Карман сильно оттопыривался из-за флакона с «байеровским» аспирином и угловатого булыжника размером с кулак, завернутого в желтый ковбойский хлопчатобумажный платок. Перри расстегнул свой индейский пояс с серебряной пряжкой и бирюзовыми бусинками; он вытянул его, сложил вдвое и положил на колени. Он ждал. Пока же он смотрел, как мимо пролетают прерии Небраски, и баловался своей гармоникой — сочинял и наигрывал разные мелодии, поджидая, пока Дик подаст условный сигнал: «Эй, Перри, дай-ка мне спичку». После чего Дик, по плану, перехватывает рулевое колесо, а Перри в это время своим завернутым в платок булыжником обрабатывает голову коммивояжера — «раскраивает череп». Позже, на какой-нибудь тихой проселочной дороге настанет время воспользоваться поясом с голубыми бусинками.
Тем временем Дик и приговоренный обменивались анекдотами. Их хохот раздражал Перри; особенно его бесили раскаты смеха мистера Белла — самозабвенное тявканье, показавшееся ему очень похожим на смех отца, Текса Джона Смита. Воспоминание об отце усилило напряжение; у Перри заболела голова, заныли колени. Он разжевал три таблетки аспирина и проглотил не запивая. Проклятье! Ему казалось, его сейчас вырвет или он потеряет сознание; это наверняка случится, если Дик будет откладывать «потеху» слишком долго. Смеркалось, дорога шла по прямой, в поле зрения не было ни жилья, ни человека — только обнаженная зимняя земля, неприветливая, как лист железа. Теперь было самое время, именно теперь. Он посмотрел на Дика, словно передавая ему этот вывод, и по нескольким маленьким признакам — подергиванию века, бисеринкам пота над губой — понял, что Дик пришел к такому же заключению.
И все же, когда Дик снова заговорил, с его губ слетел очередной анекдот.
— Вот еще загадка. Загадка такая: что общего между туалетом и кладбищем? — Он усмехнулся. — Сдаетесь?
— Сдаюсь.
— Если уж тебе пора, то никуда не денешься!
Мистер Белл затявкал.
— Эй, Перри, дай-ка мне спичку.
Но в тот миг, когда Перри поднял руку и занес камень, произошло нечто экстраординарное — как Перри позже это назвал, «гребаное чудо». Чудо заключалось в неожиданном появлении третьего голосующего, солдата-негра, ради которого отзывчивый коммивояжер остановил машину. «Да, мило, очень мило, — проговорил он, пока его спаситель бежал к автомобилю. — Если уж тебе пора, то никуда не денешься!»
Декабрь, шестнадцатое, 1959, Лас-Вегас, штат Невада. Время и непогода смыли первую и
