— Разве у вас не бывает сиесты?
Он поднял взгляд. В дверях стояла Ливия.
— У нас как-то сиеста не принята, — сказал он. — В Англии этого вообще не бывает.
— Как же вы перевариваете пищу?
Джеймс сделал недоуменную гримасу. Судя по всему, пищеварение было для Ливии областью, в которой она считала себя безоговорочным специалистом.
— Ну, мы, наверное… просто работаем и перевариваем.
— Глупо, — припечатала Ливия. — Так вы никогда войну не выиграете.
И с этим удалилась.
Джеймс счел пошлым возразить ей, что, уж если на то пошло, итальянской армии в войне сиеста не слишком-то и помогла. К тому же его и в самом деле здорово клонило ко сну. Может, подумал он, немного вздремнуть — мысль трезвая. Когда будем в Риме, тогда…
Он неровным шагом приближался к кровати, и другая мысль забрезжила в мозгу: ведь союзники пока еще все-таки не в Риме и в том-то сейчас основная проблема и состоит. Но к тому моменту, как эта мысль полностью овладела его сознанием, Джеймс уже спал.
Он проснулся с ощущением бодрости и пошел на кухню налить себе стакан воды. Ливия шинковала целую гору кабачков.
— Вы были совершенно правы, — заметил Джеймс. — Мое пищеварение очень вам признательно.
Она дернула подбородком:
— Еще бы!
— А вы? Вы-то отдохнули?
— Работы много, — качнула она головой. — Скоро ужин.
— Так у вас, должно быть, с пищеварением просто беда, — сказал он. — Давайте-ка я вас чем- нибудь утешу.
Ливия подозрительно взглянула.
— Да нет же! — успокоил он ее. — Я ведь просто так…
Как по-итальянски сказать «дурачусь»? Задумавшись на этот счет, он усомнился: итальянцы, пожалуй, не дурачатся. Они либо хохочут, либо рыдают; либо кричат, либо молчат: среднего не дано.
— Это так просто, giro, шутки ради, — пояснил он.
— Да ну вас! — презрительно бросила она.
— А вы бы привыкали. Такой у нас в Англии, я бы сказал, метод ухаживания.
Ливия взглянула настороженно. В тот же миг Джеймс почувствовал себя идиотом. Замужняя женщина. У него служит.
— Понятно, с вами я флиртовать не собираюсь, — добавил он. — Прошу прощения.
Ливия выложила на доску еще несколько кабачков.
— Скажите, капитан Голь, у вас есть девушка? — спросила она прямо в лоб.
Джеймс медлил с ответом. С одной стороны, хотел бы ей не врать, но обман стал настолько привычен, что неожиданно для себя он сказал:
— Признаюсь, что да.
— Хорошенькая?
— Ну… пожалуй.
— Пожалуй? — Ливия удивленно подняла брови. — Вы так и ей говорите, что она, пожалуй, хорошенькая?
— Ну…
— Вы на ней жениться собираетесь?
— Думаю, подождем; посмотрим.
— Если не уверены, — сказала Ливия, — так нечего и жениться. — На мгновение она оторвалась от своих кабачков. — В первый же раз, как Энцо меня поцеловал, я поняла, что выйду за него.
Ее лицо осветила чуть заметная улыбка.
Джеймс почувствовал резкий укол зависти. Это естественно, убеждал он себя, это просто замечательно, что она так предана своему мужу. И мне очень даже кстати; значит, нет ни малейшего повода выставляться при ней идиотом. И все же, вглядываясь в ее профиль, едва Ливия склонилась над разделочной доской, наблюдая, как нежные руки энергично мелькают, орудуя ножом, Джеймс не мог отделаться от чувства досады: единственная из встреченных им в Италии женщин, вызвавшая в нем явное восхищение, оказалась занята.
— Давайте помогу вам резать! — сказал он, кивая на груду кабачков.
— У вас что, другой работы нет?
— Работа подождет, — сказал он, вооружившись ножом. — Показывайте, как это надо делать.
Так-так, думала про себя Ливия, когда они вдвоем резали кабачки: он на меня глаз положил. Все говорило об этом: и то, как Джеймс все время посматривал на нее, считая, что она не замечает, и его явная неохота обсуждать с ней свои личные дела. Что ж, ну и пусть, думала Ливия, с яростной скоростью шинкуя кабачок острой сталью. Я ему покажу! Про себя она разражалась громом неаполитанских ругательств, в большинстве своем поминавших и сестру этого британского офицеришки, и его мать, а также его полную мужскую несостоятельность. Перспектива остудить его пыл мощной волной отпора лелеяла ей душу, и Ливия совсем уж было приготовилась к схватке.
Но на ее беду Джеймс не проявил никакого намерения ухаживать. Даже ни малейшего намека не сделал. И вообще вел себя, черт его подери, крайне пристойно, так что к началу ужина Ливия уже была готова его убить.
Глава 22
Через пару дней Джеймс подметил во всем, что они едят, некое необычное свойство.
— Странно, — сказал он Слону, — что ни завтрак, что ни обед, что ни ужин, непременно какое-то блюдо из трех цветов — красного, зеленого и белого. Вчера тот замечательный салат — помидоры с базиликом и моццареллой. Сегодня поверх белой пасты зеленое пюре из трав, сбоку выложены помидоры.
Слон скорчил гримасу:
— Ну и что?
— Это ведь цвета итальянского флага.
— Действительно, — Слон слегка задумался. — Может, чисто случайно? Послушай, они едят кучу помидор, значит красный цвет везде однозначно.
— Допустим, — кивнул Джеймс.
Но в тот же день позже под каким-то предлогом он зашел на кухню и, заглянув через плечо Ливии, чтобы посмотреть, что она готовит на ужин, как бы невзначай спросил:
— Что это?
— Pomodori ripieni con formaggio carpino ed erba cipollina, — сухо отозвалась она. — Помидоры, фаршированные козьим сыром и луком-резанцем.
От одного названия потекли слюнки, но Джеймс стойко произнес:
— Цвета вашего флага…
Ливия сделала вид, будто крайне удивлена:
— В самом деле. Надо же.
— Как и в одном из блюд за завтраком. Собственно, каждый раз в том, что вы готовите, те же самые цвета.
Ливия, не предполагавшая, что работодатели просекут этот ее мелкий демарш, решила, что лучшее
