Как ни странно, на ленч Нэнси почти не опоздала — минут на пять, не больше. Своим появлением вызвала скрытое недовольство мисс Ферлен (до появления Нэн­си та усиленно делала Нику глазки), извинилась за опоз­дание и охотно включилась в светскую беседу.

На подобных ленчах о делах говорить не полага­лось — это было лишь предварительное знакомство с по­тенциальным партнером. Следующим этапом мог стать деловой и уже «без женщин» разговор в офисе... а мог и не стать.

Ферлен был выходцем из старой местной семьи, ко­гда-то сделавшей себе капитал на золотодобыче. Ему при­надлежало несколько золотоносных шахт — увы, истощив­шихся и заброшенных еще до Великой депрессии. Тем не менее он утверждал, что, используя современные мето­ды золотодобычи, можно снова сделать эти шахты рен­табельными.

Кроме того, по его словам, шахты изобиловали по­лудрагоценными камнями, на которые в девятнадцатом веке мало кто обращал внимание, зато сейчас они пользовались большим спросом. Это уже на начальном этапе могло послужить дополнительным источником прибыли.

Ник в принципе готов был войти в дело, однако до принятия окончательного решения считал необходимым провести полное обследование шахт силами своих соб­ственных экспертов.

Но обо всем этом речи за столом не было. Соблюдая правила игры, они беседовали о всякой чепухе: о погоде, о предстоящем музыкальном фестивале, о спорте, о ло­шадях. Ферлен упомянул, что его гордость — скаковой же­ребец Медовая Оладья — происходит от известного чем­пиона Сердолика. Нэнси тут же сообщила, что имела честь быть «лично знакома» с Сердоликом — он принад­лежал родителям ее одноклассницы. Это вызвало со сто­роны Ферлена восхищение и массу расспросов. Выясни­лось, что Сердолик (ах, как интересно!) обожал бутер­броды с сардинами!

С самого начала Ник понял, что у него не жена, а клад! Хорошенькая, подтянутая, нарядная, она мило улыбалась, поддерживала светскую беседу, тем самым давая ему воз­можность, вставляя единичные реплики, думать о своих делах, — да еще и французский язык знала! У него самого было стойкое предубеждение к фешенебельным француз­ским ресторанам: меню в них изобиловало непонятными названиями, похожими на перечень древних аристократичеких родов. Поэтому он обычно сразу говорил своей спутнице: «Дорогая, закажи на свой вкус!» или выбирал наобум — и, увы, не всегда оставался доволен результатом.

Нэнси же на его: «Закажи и мне, пожалуйста!» загово­рила по-французски с пулеметной скоростью, официант только успевал записывать. Слышались красивые, но со­вершенно непонятные слова: «Волован тулузьен... адми­рал... сюпрем... арменонвиль... саварен...»

К удивлению Ника, все сказанное понял не только официант, но и мисс Ферлен, которая с кислым видом за­метила:

— Вы совершенно не беспокоитесь о калориях...

— Ник так много работает... — кротко ответила Нэнси. Это вызвало «бунт на корабле». Ферлен внезапно заявил, ни к кому в частности не обращаясь:

— Я вообще-то тоже много работаю... — подозвал офи­цианта и заказал ему некое «Дюглери».— Но, папа, холестерин в твоем возрасте... — попыта­лась возразить дочь, но была остановлена тяжелым взгля­ дом и полушутливой репликой, обращенной к Нику:

— Дочка совсем замучила меня этим здоровым пита­нием! То нельзя, это нельзя! Вот ваша жена знает, как кор­мить настоящего мужчину!

Сказанное подтвердилось через минуту, когда на стол начали выставлять закуски. Ферлен с явной завистью по­глядывал на доставшуюся Нику смесь курятины с сыром, майонезом и грибами — перед ним самим стояло нечто салатно-зеленое.

Обычно Ник терпеть не мог подобных протокольных мероприятий, но сейчас ему нравилось все: и вкусная еда, и приятная, негромкая музыка — и даже Ферлен со своей кисломордой дочкой.

К середине ленча он решил, что со стариком вполне можно иметь дело — если, разумеется, эксперты дадут по­ложительное заключение. Тем более камни... что поде­лать, они всегда были его тайной слабостью.

Словно подслушав его мысли, Ферлен вынул из кар­мана небольшую коробочку и протянул через стол.

— Мистер Райан, по случаю нашего, так сказать, лич­ного знакомства — и очень приятного знакомства, — до­бавил он, покосившись на Нэнси, — позвольте мне вру­чить вам небольшой сувенир... образец, так сказать, того самого, о чем я уже упоминал. Это взято в одной из шахт, почти у самого входа.

По весу коробочки Ник сразу понял, что внутри не­что интересное, — и не ошибся. На куске белой ваты ле­жал великолепный, карат на пятьсот, а то и больше, кри­сталл родохрозита! Чуть ли не четыре дюйма длиной, без трещинок, полупрозрачный, похожий цветом на раздав­ленную малину — он был бережно отколот и аккуратно отполирован на месте скола.

Не то чтобы Ник не мог купить ничего подобного — мог, конечно, — но чувство, владевшее им сейчас, было сродни ощущению рыболова, вытащившего здоровенно­го лосося. Он вынул кристалл, взвесил на ладони, посмот­рел сквозь него, погладил пальцем...

Его восхищение было столь очевидным, что Ферлен расплылся в улыбке и сказал:

— Рад, что вам понравилось.

Остаток ленча прошел без особых происшествий. Ник знал, что красивым словом «арменонвиль» называется обычная телячья отбивная. Нэнси попыталась втянуть в разговор сидевшую с кислым видом мисс Ферлен и пре­успела, заговорив о собаках. Оказывается, у самой мисс Ферлен была болонка, про которую она, оживившись, на­чала рассказывать всякие забавные истории...

Распрощались они почти по-дружески, с обычными, но в данном случае вполне искренними репликами вро­де: «Были рады познакомиться...»