намерены захватить электростанцию в каком-то Богом забытом райцентре и разбомбить московские авиаремонтные заводы… Зря он, конечно, написал на том донесении матерную резолюцию. «Золотые умы Генштаба» от неё умнее не станут, зато потом скажут: мы предупреждали, а тупой товарищ Сталин отмахивался от наших донесений, вот какие резолюции наносил…

Лишь когда сообщили о полёте Гесса в Великобританию, задумались. Заместитель Гитлера по партии тайно летит к англичанам и ведёт переговоры. О чём?!! А ну сговорятся прекратить войну между собой да совместно возьмутся за нас?

Неделю назад, 13 июня, он, чтобы выяснить намерения лидеров этих стран, вызвал к себе ответственного руководителя ТАСС и продиктовал ему текст, который должен был быть вручён дипломатам, а также опубликован в прессе. Заметил, что текстом тот был удивлён. Спросил его: «Вы понимаете, товарищ Хавинсон, зачем нам нужно такое Заявление?» — «Нет, товарищ Сталин, не понимаю». — «Давайте скажем Гитлеру: подумай ещё раз, прежде чем начинать!»

В тот же день Наркоминдел СССР передал Заявление германскому послу в Москве, а затем оно было опубликовано в «Известиях».

Ответа ни из Берлина, ни из Лондона не последовало. В Германии даже не нашли нужным опубликовать это в печати! Заблокировали телефонную связь СССР с Европой! Сомнений в том, что до войны — считанные дни, лично у него не осталось…

Приняв лекарства, Сталин вернулся в кабинет. Дело шло к ночи.

Сел, кинул взгляд на лица соратников. Берия показался ему излишне озабоченным. Может, оттого, что при появлении Сталина снял очки и, пряча глаза, стал протирать стёклышки замшевой тряпочкой.

Вызвал Поскрёбышева:

— Жуков и Будённый здесь?

— Да, товарищ Сталин.

— Пусть войдут.

Пока вновь прибывшие рассаживались, Сталин, прищурившись, смотрел на Жукова. В только что принятом постановлении по его, Сталина, инициативе появилась фраза: «Поручить нач. Генштаба т. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами, с выездом на место». Никто, даже из членов Политбюро, не спросил: «А как же так? Отправить на фронт начальника Генерального штаба?» Восприняли как должное. Жуков — опытный полководец, вот пусть и водит полки.

А он, Сталин, этим решением отражал одну из возможных угроз. Знал он, знал, что в высших кругах Германии без сомнений ждут военного переворота в Москве в начале войны, после первых же наших поражений, и что во главе заговора — военный громадного влияния… Учитывая, что стратегические воззрения Жукова на грядущую войну ничем не отличаются от таковых же у маршала Тухачевского — а Тухачевский переворот готовил, — и зная некоторые другие детали, какой можно сделать вывод? Не все сподвижники маршала-предателя выявлены, не все. Во избежание проблем пусть Жуков, один из самых влиятельных военных, водит полки подальше от Москвы. Хотя бы пока возможны поражения. А как до побед дойдёт, всем будет не до заговоров.

Между тем Жуков доложил обстановку в войсках. Помимо прочего, сообщил, что воздушная разведка выявила: на немецких аэродромах, где раньше базировалось по двадцать-тридцать самолётов, за одну ночь их стало в десятки раз больше.

Во время обсуждения пришёл Мехлис. Он уже нарядился в военную форму. Мехлиса ознакомили с принятыми по нему решениями.

Вернулся Молотов. Садиться не стал, сразу взял быка за рога:

— Ничего хорошего сказать не могу. На мой вопрос, что послужило причиной нынешнего положения германо-советских отношений и почему миролюбивое сообщение ТАСС от 14 июня в Германии опубликовано не было, Шуленбург ответа не дал. Сослался на отсутствие у него информации из Берлина.

— Он принял копию ноты, от которой прячется Риббентроп в Берлине?

— Да. Но заявил, что впервые слышит о нарушении нашей границы германскими самолётами. Зато будто бы знает о многочисленных нарушениях немецких границ самолётами другой стороны. То есть нашими. Я ответил, что у нас, наоборот, мало жалоб на такие нарушения со стороны германских пограничных властей.

— И какой вывод? — тихо спросил Сталин.

Молотов пожал плечами, нахмурил крутой лоб, откашлялся. Все ждали.

— Полагаю, Гитлер свой выбор сделал, — сказал он.

Присутствующие переглянулись, но никто не произнёс ни слова. Ждали, что ещё скажет нарком иностранных дел. Он понял и сказал:

— Теперь нам остаётся только уповать на армию.

Тут же отозвался Жуков, рубанул сурово:

— Армии нужен приказ.

— Составьте его, — произнёс Сталин. — Вы и Тимошенко.

Около 10 часов вечера Жуков положил на стол Сталина окончательный вариант директивы. Сталин взял документ, внимательно, не спеша, прочитал. Внёс в текст несколько правок. Передал листки Тимошенко:

— Подписывайте.

Тимошенко и Жуков подписали и в 10 часов 20 минут вечера повезли Директиву № 1 в Генеральный штаб, чтобы там её зашифровали и через центральный узел связи передали в штабы округов, а оттуда — в штабы армий.

Приближалась полночь, а за ней — 22 июня 1941 года.

Сегодня делать было больше нечего. Оставалось надеяться на Генштаб, на профессионализм командного состава, на твёрдость духа красноармейцев. И на оружие, доставшееся стране тяжёлым трудом народа.