– Теперь я их боюсь.

– Я тебя не понимаю, – качнул головой Упаннишшур. – В чем причина твоего страха?

– Если человек смог убить плоскоглазого, кто знает, может быть, и плоскоглазые начнут убивать людей?

– Выходит, ты абсолютно уверен в том, что Таурриммас убил плоскоглазого?

– А как же иначе? – Кумманнис развел руками и растерянно посмотрел на островитян. – Как иначе-то?.. Он ударил плоскоглазого ножом… Точно меж глаз… Как рыбаки бьют вытащенного на палубу двухметрового донника, чтобы он своим хвостом не снес поручни.

– Ты был далеко, и глаза тебе слепило солнце, – напомнил Упаннишшур.

– Я видел то, что видел, – убежденно стоял на своем Кумманнис. – А не верите мне, так спросите Чхоппоттуна, он-то был рядом.

– Я находился рядом, – так же тихо, как и в первый раз, произнес Чхоппоттун. При этом он смотрел не на островитян, а туда, где край Кумманнисова плота мерно ударялся о причальную палубу. – Я находился так близко, что кровь плоскоглазого попала мне на руку.

– Ты видел, как умер плоскоглазый? – спросил Упаннишшур.

– Нет, – по-прежнему глядя в сторону, ответил Чхоппоттун. – Я, как только понял, что произошло, нырнул в воду и поплыл к плоту Кумманниса.

– Почему ты так поступил?

– Я испугался.

– Ты испугался плоскоглазых? Того, что они могут напасть на тебя?

Чхоппоттун повернул голову и посмотрел Упаннишшуру в глаза.

– Я испугался Таурриммаса.

– Таурриммаса? – почти искренне удивился Упаннишшур. – Он же не сделал тебе ничего плохого.

Чхоппоттун отвернулся и закрыл глаза.

– А тебе не страшно находиться рядом с убийцей? – спросил Упаннишшура Феггаттурис.

Упаннишшур одарил альбиноса уничижительным взглядом.

– Ты, видимо, не понял, что произошло, – холодно произнес он.

По всему было видно, Феггаттурис Упаннишшуру не нравится.

– Да? – саркастически усмехнулся Феггаттурис. – А между прочим, Таурриммас и сейчас при ноже.

Упаннишшур глянул на Таурриммаса. Взгляд его скользнул вниз, задержался на рукоятке ножа, торчащей из-за пояса плотогона.

Рафу показалось, что он уловил тревогу во взгляде Упаннишшура. На секунду он даже подумал, что Упаннишшур прикажет Таурриммасу отдать нож. Но Упаннишшур быстро обуздал эмоции. Настолько быстро, что Раф начал сомневаться, а не увидел ли он то, чего не было? Всякое может привидеться, когда происходит такое, чего, в принципе, не может быть… Не должно быть… Ведь, если верны предположения Виираппана…

– Хорошо, – тихо, почти неслышно хлопнул в ладоши Упаннишшур. – Давайте теперь послушаем, что расскажет сам Таурриммас.

Он ободряюще улыбнулся плотогону и сделал приглашающий жест рукой.

Таурриммас переступил с ноги на ногу, кашлянул в кулак. Глянул исподлобья на желающих услышать его историю, а может быть, просто так стоящих на причале островитян.

– Да что тут рассказывать-то? – угрюмо вопросил он. И сам же ответил: – Вы все уже слышали. История простая, как рыбацкий крючок. Я собрал рыбью кожу. Много собрал. Так много, что пришлось взять помощника, – Таурриммас указал на сидевшего с закрытыми глазами Чхоппоттуна. – Помощник оказался ненадежным, но это уже другая история. Мне и прежде приходилось иметь дело с плоскоглазыми, и я знал, что при обменах они бывают не чисты на руку. Поэтому, прибыв на место, я потребовал, чтобы тюки с кожей были пересчитаны тут же, на плоту. После этого мы договорились о том, что за каждый тюк плоскоглазые дадут по три двуручные корзины угля, и начали отгрузку товара. Все было честно, все по справедливости. Но, как верно заметил Кумманнис, плоскоглазые сначала сняли с плота всю кожу и только после этого начали завозить уголь. Поначалу-то я не придал этому значения. Ну, думаю, шут с ними, у меня достаточно времени, пускай как хотят, так и делают. Я только стою и корзины с углем считаю. А Чхоппоттун их на корме аккуратно расставляет и веревками крепит. Что же дальше? Загрузили мы ровным счетом сорок две корзины, – меньше половины того, что мне причиталось, – как вдруг приплывает очередная лодка и плоскоглазые сгружают с нее два тюка кожи. Кладут они, значит, эти самые тюки на палубу, распаковывают и начинают объяснять мне, что кожа, мол, плохая, ни на что не годная, потому что, видите ли, заплесневела. Я им вполне спокойно отвечаю, что кожа, которую я им привез, была наивысшего качества, в чем они сам имели возможность убедиться еще до того, как мы договариваться об обмене стали, а откуда они это барахло взяли, я не знаю, да, честно говоря, и знать не хочу. Это, говорю, ваша кожа и ваша проблема, а мне, давайте-ка, мой уголек отгрузите. Но плоскоглазые меня не слушают – делают вид, будто не понимают, что я им говорю, – и все вчетвером направляются на корму. Там цепляют корзинки с углем, которые Чхоппоттун привязать не успел, и тащат к лодкам. Представьте себе мое состояние! – в порыве сердечной откровенности Таурриммас прижал руки к груди. – Плоскоглазые жулики уносят мое добро! То, что я честно у них выменял! А взамен подсовывают какую-то травленную плесенью кожу! Да если бы мне нужна была кожа, я бы не повез ее менять! И что же мне делать? – Руки Таурриммаса бессильно, как плети, упали вниз. – Натурально, я встаю на пути у плоскоглазых и требую, чтобы они поставили корзины на место, забирали назад плесневелую кожу, что привезли с собой, и без проволочек загрузили на плот недостающий товар. Иначе, говорю, больше никаких дел с вами иметь не буду! И всем на Квадратном острове расскажу, что в Тихую заводь за углем лучше не плавать, потому как народ там живет бесчестный. Плоскоглазый, что ближе других ко мне оказался, посмотрел сквозь меня, будто я прозрачный, и неожиданно ударил в грудь. И не ударил даже, а только коснулся открытой ладонью моей груди. Не знаю, что и как он сделал, но у меня при этом перехватило дыхание и я упал на палубу. Кстати, – Таурриммас вытянул руку в сторону сидевшего у