Спустя какое-то время в коридор блатной походочкой ввалился коренастый, небольшого роста человек в клетчатом пиджаке, белых брюках и сияющих полуботинках. Он небрежно пнул первую же попавшуюся дверь. Не входя во внутрь, облокотился о косяк и довольно громко, прямо скажем на весь коридор, спросил:

— Э, где следак? Ну тот, что по моему делу. Чего? А, в тридцать восьмом, лады.

Он подошел к указанному кабинету и также толкнул дверь ногой.

— Ну чего, где он? Чай пьет? Я чего, в натуре, ждать его буду? А, ну раз так — тады лады, — и он окинул взглядом коридор, ища место, где бы присесть. Взгляд его упал на Деснина.

— А ты чего вылупился? — начал было он, но вдруг осекся. — Оба на, Колян, ты что ль?

— Да вроде я, — отозвался Деснин, силясь вспомнить, кто же этот субъект.

— Ну ты че, в натуре, не признал что ли? Пересекались пару раз, когда на Аббата пахали. Прикрыл ты тогда меня разок, а я тебе этого не забыл. Мир тесен, а шарик круглый, ха! И чего ты от Аббата ушел? Он сейчас, слыхал, крупный шишкарь — хапнул при прихватизации. Правда, планка у него, говорят, совсем съехала, ну да черт с ним — ты как здесь?

— По делу, — коротко ответил Деснин.

— По своему али по чужому?

— Да по своему-то — вот вышел недавно.

— Да ну, то-то я тебя давно не наблюдал. Как же тебя сесть-то угораздило? Аббат уж отмазать мог?

— Мог, но то долгая история, — нехотя отвечал Деснин.

— Слушай, че-то ты мне не нравишься. Стоишь здесь как мальчик, правильный какой-то, в натуре… Опа-а, вот и он, следак. Пять сек, Колян, щас я им свой автограф подарю и…

С этими словами Вован скрылся в кабинете. Деснин с изумлением смотрел на закрытую дверь и не знал даже что и подумать. Не прошло и минуты, как Вован вновь появился на пороге.

— Слушай, — обратился к нему Деснин, — я чего-то не врубаюсь — ты здесь кто?

— Ха! — усмехнулся Вован, — я здесь, — он замялся. Видно было, что он хотел что-то соврать, но потом передумал. — Я здесь просто отмечаюсь. Ну прописка у меня тут, сечешь?

— Не понял. А вот это вот все — двери пинаешь…

— А-а, ха! Черт, я ж и забыл, что ты только откинулся. Нет, вот что значит человека из жизни выдрать. Пока ты там, на киче парился, здеся все переменилось. Сечешь? Менты теперь не при делах. Так только, шестерят иногда, когда попросишь. Короче, Колян, не грузись, расслабься. Чувствуй себя как на зоне. Вся эта страна — одна большая кича. Это я тебе по собственному примеру говорю. Я тоже, как откинулся, думал: то, сё. А потом пригляделся и просек: вот вышел я с зоны — а вроде как и не выходил. Те же понятки, базар, рожи. Убийцы, воры, мошенники кругом. Все то же. Одеты только по цивильному. Так что никакой акклиматизации не надо, ты не боись — сразу во все въедешь.

— Да в том и дело, что я никак врубиться не могу. Меня всего семь лет не было и вдруг все так переменилось.

— Семь лет, семь лет — а страны уже нет. Тю-тю… Ладно, хватит об этом. Вот погуляешь — своими глазами все увидишь. Я вот тоже не просеку — ты здесь зачем?

— Да я ж говорю: следака ищу. Дело у меня.

— А, да. Ну так че ж ты в коридоре торчишь? Раз к следаку надо — идем. Мой друган школьный. Я ж отсюда родом-то.

Вован развернулся на месте и снова пнул дверь:

— Давай, заходи. Че ты жмешься — все свои. Вот, знакомься — Мишан.

— Я тебе не Мишан, — попытался огрызнуться следователь — худощавый парень в вытянутом свитере.

— Да, ладно, че ты, Мишан, в натуре. Мы к тебе по делу пришли. Давай, Колян, выкладывай, что там у тебя.

— Пожар тут у вас был не так давно, — неуверенно начал Деснин, присаживаясь на раздолбанный стул, — в Василькове. Сгорел настоятель местного храма отец Никодим. Есть подозрения, что сгорел не случайно.

Следователь явно не понимал в чем дело.

— Я имею в виду… Убили его. На заказ.

— У-у, — протянул следователь, — началось. Знал я Никодима, да его все тут знали. Стар он был, из печки заронил — вот и сгорел. А ты тут — заказное убийство. Да кому он нужен был, ты чего, кому мешать мог? Бред какой-то.

— Бред не бред, — со злобой в голосе проговорил Деснин, — А к сведению прошу принять. Во время пожара видели там какого-то Мокрого, а он, говорят, киллер.

— Что?! Да какие киллеры? У нас киллеров не водится. Они, вон, все в столицах обитают. А там, уж извини, не моя территория.

— Ну ты бы хоть чего записал, — вмешался в разговор Вован. — А то чего так порожняка гонять.

— Да пожалуйста. Вот бумага, вот ручка. Пусть пишет заявление. Рассмотрим в порядке очередности.

Следователь потянулся за журналом. На столе их было два. На одном значилось: «Журнал учета дел, разрешенных расследованием» — он был совсем тонюсенький, фактически одни только корки. Другой был гораздо массивнее. На нем значилось: «Журнал учета дел, принятых к расследованию». Его-то и пытался оторвать от стола одной рукой следователь, но журнал был настолько тяжел, что тому прошлось протянуть за ним и вторую руку. Наконец следователь положил перед собой этот талмуд и стал листать, ища свободную страницу.

— Постой-ка, — вдруг остановился он, — так было уже заявление по поводу Никодима-то. Так, а кто же подавал… А, ясно. Это ж Скипидарыч — дьячок при той церкви. Ну, понятно теперь, откуда весь этот бред с заказным убийством. Ты этого Скипидарыча, часом, не видел?

Деснин кивнул.

— Псих он, этот Скипидарыч. Неужто не видно. Он тебе, чай поди, еще такого нанес… Слышал я его лекции по молодости еще, когда его по пьяни забирали. Но тогда он еще хоть что-то разумное говорил, а теперь совсем спился — бред один несет. «Капитал — это желтый дьявол» и тому подобное. Слушай его больше — тоже крыша съедет. Короче все, — следователь захлопнул журнал, — дело закрыто. Был Никодим, и нет Никодима.

Деснин зло сверкнул глазами:

— Да он же, может… Он главное, что было во всем вашем гребаном районе.

— А ты мне тут желваками-то не шевели… Может и главное. Да только ты пойди прокурору это расскажи. Послушает он тебя, ага. Да у нас заммэра полгода назад грохнули — и ничего, тишина. А ты тут со своим попом лезешь.

— А как же улики? — не унимался Деснин.

— Это протекторы с зажигалкой, что ли? Вот когда твой Скипидарыч труп в лесу откопал — это улика, а то — ерунда… Хотя постой. А сам-то ты где был, когда пожар случился?

— Ты его не припахивай — он срок мотал, не видно что ли? — снова вмешался Вован.

— Ну тогда вообще никаких зацепок.

— А как же Мокрый? Его же Скипидарыч не выдумал. Он же проходил по делу с лесной могилой, а Скипидарыч свидетелем был.

— Вообще-то да, — следователь с неохотой открыл журнал и снова принялся листать. — А, вот. Проверяли мы эту версию, запрос давали. Вот как раз ответ пришел. Хм… Нет этого Мокрого. Такие долго не живут. Убит еще два года назад. На, читай, — протянул он бумагу Деснину.

Действительно, из ответа на запрос в УВД следовало, что Чижов Александр Сергеевич по кличке «Мокрый» погиб в перестрелке с милицией.

— Но ведь Скипидарыч его видел на пожаре, — уже совсем неуверенно произнес Деснин.

— Пить надо меньше этому Скипидарычу. Ему вон уж и сатанисты мерещатся…

— Сатанисты? — переспросил Деснин. Скипидарыч и вправду раз обмолвился о странностях, происходящих на кладбище.