– Нет! А сейчас пошли! Больше ничего не надо… Я соврал, голова у меня болела. Но сестра моя исчезла – так неужто он думает, будто я стану вот так валяться и нянчиться с головной болью?

На лестнице ему пришлось подать мне руку. Больше всего у меня пострадали спина и руки, но, когда болит спина, особо тяжко поднимать ноги. Когда я увидел, что Ивайн сидит среди других за длинным столом, я выпрямился как мог и попытался заставить себя не хромать. Глаза Ивайна следили за мной все время, покуда я шел от лестницы к столу, но он не произнес ни слова. Во всяком случае, никто не ухмыльнулся при виде меня. Все лишь потеснились на скамьях, освобождая место для меня и Каллана.

То была молчаливая и поспешная трапеза. Многие из мужчин большую часть ночи провели вне дома в поисках, были голодны и жадно ели. Не слышно было ни смеха, ни шуток, да и не болтали. Тут я вспомнил, что не только Дина исчезла. Мальчик из Лакланов пропал вместе с ней, и его тоже не нашли.

– Начнем внизу у мельницы, – произнес Ивайн. Он поднялся и пошел, не тратя лишних слов.

Скамьи заскребли каменный пол, и большинство мужей, сидевших за столом, встали, чтобы последовать за ним.

– Я хочу с вами, – сказал я, стиснув зубы, Кал-лану. – Нынче я не желаю валяться и глазеть в потолок в этой проклятой девичьей…

Он поглядел на меня. Потом медленно кивнул:

– Как хочешь! Но коли тебе станет худо, отправляйся обратно. Вовсе не совестно немного поберечь себя после того, как тебя так отделали.

Кто-то озаботился привести Кречета с постоялого двора «Белая лань», и Каллан помог мне его обиходить. Я не мог достаточно высоко поднять руки, чтобы почистить ему щеткой спину, а когда попытался поскрести его подковы, снова чуть не рухнул. Это было ужасно досадно. Каллану пришлось и вправду поднять меня, чтобы усадить в седло.

– Ты уверен, что дома тебе не будет лучше? – спросил он, нерешительно глядя на меня.

Покачав головой, я взял поводья.

– Поехали! – сказал я, прижав ноги к теплым бокам Кречета.

Стояла серая, ненастная погода, было ветрено. Водяная мельница, наверняка некогда оживленное и необходимое для всех место, ныне превратилась в развалину. Старая, изношенная мельничья машина скрипела и скрежетала, когда ветер свистел, залетая в пустые зияющие проемы окон и вылетая оттуда. Крыша наполовину обрушилась, и обитали здесь ныне лишь совы да вороны. И водяные крысы. Я увидел мельком, как при виде нас кинулось в воду что-то бурое.

– Какое мрачное место! – вздрогнув от холода, сказал я. – Сюда бы Дина никогда не пошла.

– Собаки чуют след, – пробормотал Каллан. Но и он, как видно, засомневался.

– Собаки ошибаются, – настаивал я. – Дина сделала бы огромный круг, чтоб обойти такое место!

Здесь было два мельничьих пруда – верхний и нижний. Запруженный верхний, безмолвный и мрачный, раскинулся, словно зеркало, за широкой стеной. Нижний, покрытый пеной, был беспокоен. Вода падала в него не только из мельничьего желоба, где поток некогда крутил мельничье колесо, но также из большой, с зазубринами дыры в стенке запруды, воздвигнутой, чтобы защищать его от наводнения.

– Так и задумано, чтобы вода выливалась оттуда? – спросил я, указывая на дыру.

Ивайн услышал мои слова. Он покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Вода прорывается сама, чего только не делали, латая дыру, но никакие заплаты не выдерживали. Молва твердит, что в этом виновато привидение… Вот мельница и стоит теперь без дела.

– Привидение? – Он кивнул:

– Старая Анюа! Ежели встанешь на верхушку стены вон там, услышишь ее плач.

Я не поверил ему, и это, видно, отразилось на моем лице.

– Идем! – позвал он. – А Каллан пока придержит твоего коня. Или… может, ты не очень уверенно держишься на ногах? Тебе вовсе ни к чему свалиться в воду!

В его серых глазах появился призывный блеск, и я почувствовал, как во мне закипает гнев.

– Мне хорошо. Никакой опасности… – сказал я и сполз как можно быстрее с Кречета.

Широкая стена была будто маленький мост. Но, судя по истонченным камням, она десятилетиями служила пешеходной тропой через Мельничью быстрину. Она полностью стала чашеобразной сверху.

– Здесь, – произнес Ивайн, остановившись почти посредине стены. – Слушайте! – Сперва я не слышал ничего иного, кроме шума воды. Но потом вот оно… Послышались долгие жалобные звуки:

– А-а-а-а-а-а-ах-х-хх!.. А-а-а-а-а-а-ах-х-х-х!..

А еще – протяжный плачевно-горестный вздох.

– Это Анюа, она оплакивает свое утонувшее дитя, – тихим голосом, словно не желая помешать злосчастной, сказал Ивайн. – Говорят, что ночью ее можно видеть.

В глазах его никакого блеска больше не было, и я похолодел от всего слышанного, ведь звуки и вправду походили на плач горюющей женщины. И было не очень-то легко думать об утонувших детях как раз теперь, когда несколько из мужей Лакланов забросили тяжелый невод в Мельничий пруд, чтобы поглядеть, не лежит ли что-нибудь на дне.

Внезапно раздался пронзительный собачий лай и крики, но вовсе не тех, кто тянул невод у подножия стены, а за нашей спиной, от верхнего Мельничьего пруда. Одна из собак-ищеек что-то нашла. Позабыв все, что слышал о привидении, я поспешил обратно на бережок.

– Что это? – спросил я Каллана, а ведь ему было видно столько же, сколько и мне. Он только что-то пробормотал и велел длиннющему мальчишке из Лакланов придержать наших коней.

– Давай посмотрим! – сказал он потом.

Сперва в воде было видно лишь нечто бесформенное и мерцающе-зеленое среди корней гигантской ивы. С веревкой, обмотанной вокруг пояса, Ивайн спустился вниз к берегу пруда и выудил зеленый предмет.

– Это плащ! – воскликнул он и протянул его нам. И вот он висел в его руке, промокший насквозь и зеленый от ила. Будто тело, лишенное души.

Не сразу я собрался с духом, не сразу удалось мне заговорить.

– Это плащ Дины! – наконец вымолвил я.

В голове стояла темная вода. Это было просто невозможно, но как раз так оно и ощущалось. Стоило мне шевельнуться, и голова шла кругом, меня одолевала морская болезнь, и я едва не начинала блевать. А мысли мои бесцельно плыли и плыли вокруг, вокруг и вокруг, словно увядшие листья, подхваченные водоворотом.

Была минута, когда кто-то приподнял меня и хотел дать напиться, но вода лишь вылилась из моего рта и скатилась вниз по щеке. То было не нарочно – мне хотелось пить, и я охотно выпила бы все, что он дал мне, но мне было словно не вспомнить, как глотают воду.

– А ты случайно не налил ей воды больше, чем ей под силу выпить? – спросил кто-то.

– Если нам надо держать ее здесь в мире и покое, связать ее, как того, другого, пожалуй, недостаточно.

– Нет, ты говоришь… Но если девчонка околеет из-за нас, Дракан не обрадуется. Да и Вальдраку тоже.

– Я знаю, что делать. А ты занимайся своим…

Голоса стихли, и некоторое время я лежала, плавая в каких-то туманных кругах, все кругом да кругом. Если бы только я могла лежать вовсе не двигаясь, может, дурнота не была бы столь опасна. Однако это было трудно, ведь я лежала на чем-то твердом и неровном, что иногда прыгало и плясало, а меня так и