Каллан и я прискакали в тот злосчастный день в Баур-Лаклан перед тем, как сгустились сумерки. Мы многих расспрашивали, а Каллан даже посулил медный скиллинг тому уличному мальчишке, что первым найдет нам Давина; но никто, с кем мы только ни говорили, не видел его. Под конец нам пришлось сдаться и пойти лечь спать. Один из друзей Каллана – стражник каравана, служивший прежде с ним, – предоставил нам в своем доме горницу для ночлега.
Однако же рано утром нас разбудил жуткий грохот в дверь. За дверью стоял грязный сопливый мальчонка не старше шести лет.
– Дай мне тот скиллинг! – сказал он.
– Почему я должен отдать тебе скиллинг, малец? – ворчливо спросил не выспавшийся Каллан.
– Потому как он, ваш Давин, уже идет к Железному кругу с Ивайном Лакланом, – пояснил сопляк. – Ну, отдавай мне мой скиллинг!
Он получил свою монету, а мы заторопились. Завтрак в ту минуту был самым последним, о чем я думала бы. И свежий пшеничный хлеб Хелены Лаклан казался теперь ужасно заманчивым.
– Мед? – предложила она. – Или сыр?
– Мед, спасибо! О да, мед, спасибо!..
Когда на меня сваливаются невзгоды или же просто бываешь не в духе, мед кажется куда вкуснее, чем обычно. Я не так падка на сладости, как моя младшая сестренка Мелли, но как раз в это утро благоуханный золотисто-желтый мед был как раз то, что мне требовалось. Я с благодарностью вонзила зубы в ломоть хлеба с медом, и некоторое время Хелена Лаклан молча смотрела, как я жую его.
– Вкусно, мадемуазель? – со слабой улыбкой спросила она.
– Мм-м-м, – промычала я с набитым ртом. – Но вы, мадам, называйте меня просто Дина – не так уж я привычна ко всяким там разным титулам.
– Стало быть, Дина! Но ты еще привыкнешь к титулам. С такими глазами, как твои… В народе есть потребность выражать свое почтение. Это создает достаточное расстояние меж людьми и заставляет их меньше бояться.
Я быстро глянула вверх, избегая ее взгляда. Неужто она боится? Она – Хелена Лаклан, восьмидесяти лет от роду и глава могущественного клана, нет, она не может бояться меня.
– Ежели я буду называть тебя Дина, ты говори мне Хелена!
Это было трудно! Когда она сидела передо мной, со своими седыми косами, уложенными, как корона, в нарядном сером шерстяном платье с ало-золотистой каймой… она была не похожа на человека, с которым свободно можно перейти на «ты». Я растерялась и забыла, что хотела сказать..
– Как поживает твоя матушка? – спросила Хелена, быть может, чтобы снова помочь мне.
– Лучше! Но она по-прежнему страшно слаба. Розе пришлось остаться дома помочь Мауди Кенси обихаживать маму. Иначе Роза отправилась бы вместе с Калланом, когда до нас дошло, почему Давин так внезапно исчез, взяв с собой эту проклятую железяку. Однако Давин был мне братом. А потом еще эти мои глаза Пробуждающей Совесть, что порой оказываются довольно полезны.
– Есть одна вещь, о которой я постоянно думаю, – сказала Хелена Лаклан, подув на свой чай, настоянный на чабреце. – Как ты думаешь, почему предатель назвался именем Ивайна? Почему именно Лаклана?
– Быть может, он знал, что мы доверяем Лаклану.
– Может быть. – Мелкими глотками попивала она чай. – Но есть, возможно, и более опасный повод. Возможно, это делалось ради того, чтобы посеять раздоры между нашими кланами.
Об этом я не думала.
– Как, по-твоему, поступил бы клан Кенси, ежели бы там поверили, что мы умертвили их Пробуждающую Совесть? – Указательный палец Хелены Лаклан двигался взад-вперед над чашкой чая, вызывая водовороты среди пара, и пар закручивался, как дым над трубой.
– Однако же Каллан… Ведь Давин говорил, что Каллан ничего не хочет делать, так как Ивайн – из Лакланов, а он не желал вмешиваться в дела чужого клана. И пожалуй, из-за этого сам Давин снялся с места.
Достаточно того, что мне казалось – он был глуп, мой брат, но я также очень хорошо понимаю, сколь досадно и оскорбительно было биться лбом о стену, воздвигнутую Калланом из прав клана, из гордости и чести клана.
– У нас долгая и кровавая история, Дина, – сказала глава Лакланов. – В стародавние времена, в смутные времена Вражды, мало кто из наших юношей доживали на земле, чтобы успеть стать зрелыми мужами. Поэтому-то глава клана у нас – женщина. Но вся та кровь, что пролилась в смутные времена Вражды, кое-чему научила нас. Ныне у нас есть Железный круг. У нас есть права клана. Мы больше не посылаем друг друга на заклание сотнями из-за того, что некий муж увел жену другого. Но среди нас живет страх: это может повториться снова.
Ее взгляд стал отрешенным, а мне пришло на ум, что она жутко стара, раз еще ребенком пережила последнюю из великих смут.
– А как он выглядел, этот лже-Ивайн? – спросила она.
– Темноволосый, с крохотной треугольной бородкой. До того могуч… В этом… много… ну какого-то благородства. Вообще-то, говорил он вовсе не так, как в Высокогорье. Но на нем был плащ со знаком Лакланов, так что мы и не заподозрили какого-либо обмана.
– А какого он возраста?
– Этого я не знаю, может, лет тридцати или около того.
– Гм-м-м! Не похоже, будто он один из тех, кого мы обычно числим среди недругов Лакланов. Но кто еще мог бы извлечь пользу, сея рознь меж кланами Кенси и Лакланов?
Пожалуй, она не ждала, что я отвечу. Думаю, она задала вопрос себе самой… Но я все же ответила:
– Быть может, Дракан!.. – Она презрительно фыркнула.
– Я не питаю никаких теплых чувств к человеку, что скупает детей у торгаша, точь-в-точь так, как другие скупают мулов или кухонные горшки. Но вообще-то, у Лакланов нет ничего недоговоренного с князем, и я не думаю, что он жаждет вражды меж нами. Вряд ли он осмелится на такое…
Лаклан был огромным и могущественным кланом, куда больше Кенси – клана. Но я-то про себя подумала, что как раз это могло быть удобной причиной попытаться посеять рознь и раздоры меж кланами. Столкнуть обитателей Высокогорья друг с другом: пусть перебьют друг друга, а самому ради этого пальцем не шевельнуть… Очень похоже на умысел Дракана!
Но даже если Хелена Лаклан назвала меня «мадемуазель Тонерре» и угощала за своим собственным столом, я вовсе не думала, что Хелена Лаклан склонна принять от меня совет. Так что я, снова принявшись за хлеб с медом, придержала язык за зубами.
Прежде чем мне позволили выйти собрать подорожник, мне пришлось рассказать все, что я вспомнила о лже-Лаклане, писцу Хелены Лаклан, который тщательно все это записал.
Я же, послушавшись совета Каллана, спросила, есть ли у кого-нибудь из Лакланов время пойти со мной за подорожником, и Хелена поручила это своему младшему внуку:
– Тавис, пойди-ка с мадемуазель Тонерре и покажи ей дорогу. Веди себя достойно и делай все, что она скажет.
Тавис был нынче, пожалуй, скорее телохранитель, нежели проводник, но мне не хотелось говорить ему об этом.
А Тавис был проворный, смышленый рыжеволосый юнец с ослепительной улыбкой проказника и лицом, усыпанным веснушками, – просто звездный парад веснушек.
Мне куда удобнее было отправиться с ним, чем, к примеру, с Ивайном, который наверняка скоро потерял бы терпение и вспомнил о более важных делах.
– Сколько тебе лет? – спросила я, когда мы отошли от Хелены Лаклан настолько, что услышать нас она не могла.
– Девять, – ответил он. – А сколько тебе?
– Одиннадцать.
Он смерил меня взглядом. Я была едва ли на ладошку длиннее его.
– Мгм, – пробормотал он. – Но ты-то девчонка!
