на территории больницы? Нанизывать бусинки или, паче чаяния, ковыряться в саду, что означает повышенные шансы на побег? Только некуда мне бежать. Да и ни к чему. Нет у меня сил, неужели не видите?
В палате вместе с семью алкашами. Дядьки лет пятидесяти, которым дашь все семьдесят — коричневатого оттенка морщинистая кожа выдает плохую работу печени, мозги давно уже пропиты, так что говорить абсолютно не о чем.
А ты чего хотел? Отдельную палату для токсикоманов? А может, лабораторию?.. Все равно тут у наркоманов свой король — Рихард. Встреча после долгой разлуки.
Вот уж правда, только тебя мне здесь не хватало, подумал Михал, когда впервые увидел его в коридоре больницы.
А рядом с ним кто? Толпа почитателей, ждущих, что? король Рихард изволит им передать из своего богатейшего опыта.
Резкий контраст с больницей у Аполлинара. Здесь уже сплошные торчки. Принудительное лечение по суду. За плечами у каждого какой-нибудь конфликт с законом. Кроме пары алкашей — у тех пока еще с административной комиссией. Минимум — хулиганство на работе или по месту жительства, иногда — неуплата алиментов. Есть и неудавшиеся самоубийцы — кто спьяну, кто под дозой. Это если им больше двадцати одного и их не могут держать в отделении для малолетних. Будто съехал человек еще ниже по этим американским горкам с черной дырой вместо надежного спуска.
Михал заметил восхищенные взгляды молодых токсикоманов.
Моя слава лучшего варильщика в Праге давно проникла за стены больницы?
Сколько из них, наверное, отведали мои шедевры, подумал он. И заплатили за это здоровьем? Да уж, не только деньгами…
На третий же день зачислен в группу. Определили, что готов к контакту? А разве это неправда? Разве сумел бы я еще раз пережить возвращение в лагерь? Только бы они научили меня, как обойтись без кайфа. Меня и Еву.
— Михал, а не хотели бы вы для лучшего знакомства коротко рассказать здесь свою историю?
Ну да, рассказать свой случай, остальные дадут оценку, такую, чтобы выслужиться перед доктором, а потом в сторонке будут шептать, что они меня уважают больше всех пражских нарков[22], в надежде, не открою ли я тайну своего производства. Благодарю покорно. Я довольно бодро с этим справился — про Олину с Евой не сказал ни слова, хотя вдруг понял, что выгляжу перед остальными полным идиотом. Дискотека, любопытство, глупость семнадцатилетнего паренька. Остальное касается только меня. Поскорее бы все отбарабанить. Чтобы доктор не упрекал за нежелание сотрудничать.
— Хорошо, для начала спасибо, — отозвался доктор. Он постарался скрыть легкую иронию, заметив разницу между интерпретацией Михала и тем, что прочел в истории его болезни.
Михал внимательно разглядывал врача. Снова один из тех типчиков, которые отпускают длинные волосы, носят кроссовки, а под халатом майку «Левис» или «Адидас».
— Кто из вас считает, что его история похожа на историю Михала? — спросил врач. Все расселись кружком на стульях посреди комнаты с видом на больничный парк.
Взгляд Михала скользнул по снопику солнечных лучей, пробивающихся сквозь решетки.
— Томаш? — вызвал врач высокого блондина с кучерявым нимбом над головой.
— Ну, может, — допустил Томаш. И немного смущенно улыбнулся.
Вот на кого девицы небось клевали, подумал Михал. Типичный школьный заводила.
— Скажите Михалу, в чем сходство? — подбодрил врач.
— Ну, я тоже начал более-менее случайно…
— Вы говорите, случайно. А как?
— На вечеринке, в восьмом классе. Нас было семеро, а выпивки маловато. Пришел одноклассник, который уже летал в этом, и у него с собой была машинка. Ну, шприц, значит. Он обшарил домашнюю аптечку, нашел алнагон и вкололся. А мы попробовали после него. Алнагон ведь дешевле, чем выпивка. Да нам бы ее и не продали в магазине.
— Ладно, ну а потом почему вы продолжили? — следовали вопросы врача. — Вам понравилось?
— Скорее, мне нравилось это ощущение.
— Какое?
— Ну, что я не фрайер. И колюсь, как самый настоящий наркоман.
— А разве сам наркотик вам не доставлял удовольствия?
— Нет. Это как с курением. Кому хорошо от первой сигареты?
— А дальше?
— Потом наступила пора, когда мне было плохо всегда — кололся я или не кололся. Я уже просто привык.
— Но все-таки вам удавалось регулярно посещать школу. До какого времени?
— Почти до восемнадцати. Пока не попробовал кайф, который мне подошел по-настоящему.
— Какой именно?
— Болтушку. Я на ней с первого раза заторчал. Достанешь, бывало, болтушку и гудишь, ну скажем, неделю по наркоманским квартирам. И никто не знает, где ты.
— Значит, в школу вы перестали ходить практически сразу, как попробовали болтушку. А дальше?
— Потом меня бросила девчонка, которую я любил.
— Почему она с вами рассталась?
— Когда я балдел под болтушку, то к ней и по две недели не заявлялся. Но вместе с тем, я везде искал ее. На улице чуть не за каждой кидался, все думал, это она. А вот домой к ней зайти мне как-то в голову не приходило. А она, когда поняла, что я ширяюсь, сразу меня бросила. Вот тогда-то я и загудел по- черному.
— За что вас судили?
— Два года я гужевался по Праге без передряг с милицией. А потом мне пришили тунеядство.
— Где вы брали деньги эти два года?
— Мать давала на карманные расходы.
— Она знала, что вы употребляете наркотики?
— Знала. Но я все время обещал бросить и найти работу.
— Насколько мне известно, вас осудили не только за это?
— Да. Еще за растление несовершеннолетних. Но это была ошибка.
— Как так?
— На суде твердили, что я кололся перед несовершеннолетними, но я что-то не припоминаю. А если и так, на наркоманской сходке не спрашивают, есть тебе восемнадцать или нет.
— Вы говорите, ошибка, — улыбается доктор. — Но насколько мне известно, эта ваша вечеринка в восьмом классе сделала наркоманами сорок восемь человек.
— Как это? — Томаш поднял брови.
— Вся ваша семерка, которая была там, стала наркоманами. И каждый из вас вовлек в это дело других. Сорок восемь человек прошли через мои руки. Думаю, на суде вам еще повезло, что не сумели найти всех, кого вы приучили к наркотикам.
Тишина. Хочет произвести впечатление, понимает Михал. Квадратик солнечных лучей лениво перемещается по полу.
— Вы слышали историю Михала. Как вы думаете, есть у вас подобные черты характера? — снова спрашивает доктор.
— Трудно сказать. Я его мало знаю, — отрезает Томаш, уставившись взглядом в землю.
— Ладно. Тогда расскажите об особенностях вашего характера. Что вы думаете?
Томаш пожимает плечами.
— Я всегда хочу все попробовать… Не могу ни от чего отказаться… Заставить себя…
— Пан Отава, есть сходство? — врач обращается к Михалу.