построенных на петраркистских кончетти, и комментариев, разъясняющих, что подлинная тема стихотворений – философская или мистическая любовь. В посвящении Сидни[2] Бруно объясняет, что его петраркизм относится не к обычному, а к высшему типу и имеет в виду не любовь к женщине, а разумную часть души. Он не отрицает 'вульгарную любовь' и даже одобряет ее, если она знает свое место, но его любовь обращена к 'высшему Купидону'. Ясно, что он опирается на комментарий Фичино к 'Пиру' Платона, где развернута теория двух Венер, или двух Купидонов – высшего и низшего.
Чтобы сделать мистическую цель своих любовных стихотворений еще яснее, в посвящении Бруно сравнивает их с 'Песнью песней'[3]. В словах: 'Вот, он стоит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку', – Соломон описывал божественный свет, всегда присутствующий в вещах и стучащийся в дверь наших чувств[4].
У философского или мистического применения любовной поэзии была богатая традиция. Возможно, оно было заложено в поэзию 'куртуазной любви' (amour courtois) с самого начала, но это вопрос до сих пор не решенный; произведения, про которые мы из сопровождающих стихотворение комментариев знаем, что у них есть мистическая задача, – это 'Пир' Данте и комментарий Пико к 'Песне' Бенивьени; оба эти текста, возможно, послужили Бруно источником[5]. А 'Песнь песней', автором которой считался Соломон, толковалась таким образом и в христианском, и в кабалистическом мистицизме[6].
'Героический энтузиазм' разбит на разделы, в каждый из которых обычно входят: описание эмблемы или девиза, заменяющее картинку из иллюстрированного собрания эмблем[7]; стихотворение, чаще всего сонет, которое развивает кончетти, входившие в описание эмблемы; и комментарий, разъясняющий смыслы, скрытые в эмблеме и стихотворении.
Вот пример этого метода[8]. Эмблема изображает две звезды в виде двух лучезарных глаз, с девизом 'Mors et vita' ('Смерть и жизнь'). Сопроводительный сонет построен на одном из стандартнейших клише петраркизма – глаза дамы подобны звездам, влюбленный молит, чтобы они на него обратились, хотя и знает, что их взгляд может убить его. Основному клише сопутствуют столь же банальные мотивы. Вот изможденное лицо влюбленного, на котором написаны его страдания:
Вот гордыня и жестокость дамы, которая мучит влюбленного:
Отсюда – переход к центральному образу всего стихотворения – глаза дамы подобны лучам или звездам:
Наконец, есть молитва к даме, будто к богине, чтобы она сжалилась и обратила взгляд на его страдания, даже если этот взгляд его убьет:
Главное место в сонете, сотканном из петраркистской фразеологии, занимает кончетто 'глаза-звезды', представленное в эмблеме.
В комментарии все смыслы разъясняются. Лицо влюбленного, на котором написана история страданий, – это душа в поисках Бога. Здесь Бруно цитирует псалмы: 'Душа моя к Тебе, как жаждущая земля' и 'Открываю уста мои и вздыхаю: ибо заповедей твоих жажду'[10]. О гордыне дамы сказано метафорически, как иногда говорят о Боге: его ревность, гнев, сон, – и имеется в виду, что Бог часто не открывает себя познанию. 'Так она закрывает светочи веками, не проясняет мутного неба человеческой мысли, не убирает прочь тени с загадок и подобий' [11]. Моля, чтобы глаза открылись, влюбленный молит, чтобы божественный свет сделался постижимым. А смерть, которую может принести взор ее глаз, означает мистическую смерть души, которая 'вместе с тем является вечной жизнью, которую человек может получить в обладание на это время, а в результате – навеки'[12].
Отдельно, без комментария, стихотворение о глазах-звездах имело бы вид сонета в стандартном цикле сонетов. А с комментарием мы понимаем, что этот любовный сонет – молитва Бруно к его божеству.
А что же это за божество, к которому так пылко обращается героический энтузиаст? Это, как он сообщает Сидни в посвящении, религия 'природного созерцания', при котором божественный свет, сияющий в вещах, 'овладевает душой, возносит ее и обращает в лоно Бога'[13]. Множество стрел, которые ранят сердце влюбленного, означают здесь 'бесчисленность индивидуумов и видов вещей, в которых отражается блеск божественной красоты'[14]. Есть теологи, которые
ищут истину природы во всех специфических природных формах, в которых усматривают вечную эссенцию и специфического субстанционального продолжателя вечного зарождения и превращения вещей, каковые формы называются богами-основателями и производителями, над которыми восседает форма форм, источник света, истина истин, бог богов, через коего все полно божественности, истины, сущности, блага[15].
Солнце, всеобщий Аполлон и абсолютный свет, отражается в своей тени, своей луне, своей Диане, которая есть мир, вселенная, природа, где энтузиаст выслеживает присутствие божественного – отблески божественного света в природе. И охотник превращается в добычу, иначе говоря, становится божественным. Отсюда – замечательный образ Актеона и его псов, ищущих 'следы', который снова и снова повторяется в 'Героическом энтузиазме'. Наконец, после ряда нарастающих постижений, псы – мысли о божественном – пожирают Актеона, и он становится диким, как олень, живущий в лесах, и получает способность созерцать наготу Дианы – то есть прекрасное телосложение природы. Он видит Вселенную как Единое. Он видит Амфитриту (океан) – источник всех чисел, которая есть монада, и если он не видит ее в ее сущности, в ее абсолютном свете, то видит в ее порождении, которое подобно ей и которое есть ее образ, ведь от той монады, которая есть божество, происходит та монада, которая является природой
