Это напоминает похвалу египетскому языку в Герметическом своде XVI (так называемые 'Определения'), где Асклепий говорит царю Аммону, что его слово нужно сохранить на египетском языке и не переводить на греческий, поскольку греческий язык пустой и неточный и 'важность и выразительность' египетского оригинала пропадут в греческом переводе[25]. Если Бруно читал это место, то, скорее всего, в латинском переводе Людовико Лаццарелли (не забудем, что Фичино этот трактат не перевел)[26], где мысль о том, что магическая сила египетского языка пропадет в переводе на язык, этой силы лишенный, выражена очень отчетливо[27]. Можно с уверенностью предположить, что это место должно было привлечь внимание Бруно, поскольку оно касается самой сути его разногласий с 'педантами'. Для греков, как и для 'педантов', язык – всего лишь пустые слова для споров. Египтянам или магам язык или знаки нужны для прямого сообщения с божественной реальностью, для 'постижения языка богов', как говорит Бруно, и для практических манипуляций. Заменив изобретением алфавита, которое привело к использованию языка 'с совсем иными последствиями', тех 'греков', которые в герметическом пассаже олицетворяют немагическое использование языка, Бруно перевел весь спор в принципиальный план – теперь с одной стороны были 'египтяне' с магическим и интуитивным отношением к языку и знакам, а с другой (как он бы, наверно, сказал) – 'педанты', этого отношения не имеющие[28].

Для магии аксиома, говорит Бруно, во всяком деле иметь перед глазами череду влияний от Бога к богам, от богов – к светилам, от светил – к демонам, покровителям светил, в том числе и земли, от элементов – к чувствам и ко 'всему живому'. Такова нисходящая шкала. Восходящая шкала – от чувств к элементам, демонам, светилам, богам, оттуда – к мировой душе или к духу вселенной, а оттуда – 'к созерцанию единого простого Наилучшего Величайшего, бестелесного, абсолютного, самодостаточного'[29]. Ясно, что ключевая стадия этого восхождения – контакт с демонами, и магия Бруно демонична со всей откровенностью. Ему известна теоретическая основа естественной магии 'мирового духа'[30], но он напрочь отказывается от нерешительности Фичино. Бруно именно что хочет контакта с демонами; для его магии это принципиально; и никаких ангелов, чтобы демонов контролировать, в его магии нет. Разумеется, как и другие маги, Бруно свою магию считает благой[31]; дурная магия для мага – это всегда чужая магия. И, учитывая взгляды Бруно и его веру в правильность египетской религии, такая магия и должна быть благой, поскольку, как мы знаем, именно демонами египетские жрецы умели манипулировать и именно их низводили в свои статуи.

Поэтому практическая магия Бруно заключается в низведении духов и демонов с помощью 'сцеплений'. Фичино упоминает метод сцепления с демонами в начале 'Стяжания жизни с небес' и цитирует по этому поводу неоплатонических авторов[32], но заявляет, что сам этим методом не пользуется. О сцеплениях есть глава у Агриппы, она и служит Бруно основой[33], хотя он сильно ее перерабатывает. Один из способов сцепления – 'посредством слов и пения'[34], то есть это заклинания, но уже переставшие быть частью естественной магии, как у Фичино, а обращенные к демонам. Другой способ – привлекать демонов образами, печатями, символами и т.д[35]. Еще один способ – посредством воображения[36], и это главный метод магии Бруно. Нужно с помощью образов или иных магических знаков, запечатленных в памяти, подготовить воображение или память к восприятию демонических влияний. В книге 'О магии' Бруно свою магическую психологию воображения приводит в соответствие с терминами стандартной психологии способностей. Но он трансформирует эту стандартную психологию, делая воображение – и, конкретнее, магически оживленное или возбужденное воображение – в сочетании с мыслительной способностью источником психической энергии. Это магически оживленное воображение – 'единственные врата ко всем внутренним аффектам и сцепление сцеплений'[37]. Язык Бруно становится лихорадочным и темным, когда он излагает эту, центральную для него, тайну: как воздействовать на воображение, чтобы низвести в личность духовные или демонические силы, которые раскроют все ее внутренние возможности. Именно к этому он всегда стремился с помощью магических мнемотехник[38], и его целью было, как совершенно ясно из заключительных страниц 'Магии', обрести личность и силу великого мага или религиозного вождя.

Мы действительно очень далеко ушли от магико-кабалистической системы христианского мага, с ее страховочными ограничениями в сфере естественной магии и с ее еврейско-христианскими ангелами, призванными гарантировать религиозность этой магии. Но тем не менее Джордано Бруно остается прямым и логическим результатом ренессансного прославления человека как величайшего чуда, человека, по происхождению божественного и способного снова стать божественным, обладающего божественными силами. Короче говоря, он – плод ренессансного герметизма. Если человек способен обрести такие силы с помощью герметических упражнений, то почему бы не счесть, что таким же способом обрел свою силу и Христос? Пико делла Мирандола пытался с помощью магии и кабалы доказать божественность Христа. Бруно истолковал возможности ренессансной магии иначе.

Хотя 'Египет' и герметизм для Бруно первостепенны, но и связи герметизма с кабалой, возникшие в прежней традиции, в каком-то смысле сохраняются в его системе, правда с другим удельным весом. Примером этого может служить его согласие с традиционным сопоставлением: Книга Бытия – 'Поймандр' или с сопоставлением моисеева рассказа о сотворении мира с гермесовым. В диалоге 'О неизмеримом и неисчислимых', изданном в Германии в 1591 году, он говорит о том, как Моисей в Книге Бытия употребляет слово 'воды'. Он утверждает, что Моисей следует здесь египетской мудрости и приводит слова Гермеса Трисмегиста (из 'Поймандра') о 'влажной природе', которую оживляет свет. Здесь Моисей выступает, как и всегда у Бруно, в роли младшего и нижестоящего ученика египтян, получающего от них лучшую часть своей мудрости. Но Бруно использует моисееву Книгу Бытия точно так же, как и египетскую, и в следующей фразе говорит о 'египтянах и кабалистах' (отметьте порядок), которые единодушно не включают огонь в число первоэлементов[39]. Вот – взятое из другой части 'Неизмеримого' – описание единодушия между Меркурием и Моисеем насчет того, что первоматериалом творения были вода-свет, а не огонь: